Проницательная тётя Женя считала славу Руфины преходящей. Поэтому ей хотелось выжать для племянницы из славы все возможное. Евгения Андреевна видела, на какую вершину взлетали сталевары на Магнитке, в каких знатных тузах ходили удачливые доменщики, а потом — пых! — и снова нормальная трудовая жизнь. Ни портретов, ни крупных букв в газетах, ни мест в президиумах на торжественных заседаниях…
Мать Руфины, Анна Васильевна, верила, что её дочь единственная и неповторимая, что её знатность будет разгораться жарче и ярче день ото дня. А Евгения Андреевна помнила, как, зазнавшись, сгорел на славе второй её муж. Вознёсся. Вообразил… И когда ему это все разъяснили на общем собрании, он, привыкший к похвалам, не сумел расстаться с ними. Жадное до почестей сердце не выдержало и…
Теперь эта смерть попризабылась, и Евгения Андреевна не напоминает о ней своей племяннице, но подстрекает её «не хлопать ушами» и не пропускать того, что может уйти и не вернуться.
Не без тёткиного влияния обещанная двухкомнатная квартира превратилась в трехкомнатную. Тётушка резонно доказывала:
— Где двое, там через год, через два будет трое, а то и четверо. Да ещё кто-то должен за ребятами ходить. Как без третьей комнаты жить?
Мать Руфины тогда легонько возразила:
— По жизни, может быть, это все и правильно, а по общей жилищной картине — не очень. Кому-то за счёт дочериной прибавки недодадут комнату. Как людям в глаза глядеть?
А потом и она, препираясь со своей совестью, нашла слова, чтобы подчинить её. И Анна Васильевна стала твердить:
— Кому что положено по способностям, тот то и получает. Не нами это заведено.
Андрей Андреевич Дулесов тоже имел свои суждения об успехах дочери. Он говорил не таясь, не подыскивая оборонительных объяснений:
— Моя Руфка просто-напросто попала в струю. Наш завод давно привык светить героями, лауреатами, а за последние годы у него никакого фонаря… И вдруг объявляется молодая работница с десятилетним образованием. Две нормы! Три нормы! Попала девка в струю — ну и пошло, понесло, поехало…
Главный инженер завода Николай Олимпиевич Гладышев тоже не переоценивал успехи Руфины, однако брошенный им камень породил слишком большие круги на воде. Теперь Руфина с лёгкой руки Гладышева ставится в пример и другими. Она украшает предприятие. Как можно не соглашаться с этим?
Николай Олимпиевич не знает, что молодая станочница, пожалуй, излишне увлеклась своей славой, не внимая мягким замечаниям, которые были в письмах Алексея. Она даже сердилась: «Если ты, мой дружочек, не от мира сего, так меня-то тебе зачем уводить от здравого смысла?» Так писала ему Руфина в одном из писем, а в другом она сказала ещё прямее: «Алешенька, должен же кто-то из нас стоять на земле обеими ногами».
Руфина, как, впрочем, и Алексей, не думала, что в этих маленьких размолвках заключено нечто гораздо большее…
Кажется, все благоприятствовало Руфине и все заботились о её благополучии. И ранняя весна, и пруд, поспешивший освободиться ото льда, чтобы удачливая красавица скорее могла увидеть в его зеркальной глади своё лицо рядом с Алёшей. Даже огромный станкостроительный завод теперь казался всего лишь площадкой для её славы. Да и сам Алёша стал выглядеть хотя и прекрасным, но все же приложением к достигнутому Руфиной.
Добившись многого, она захотела большего. Руфина объявила, что она хочет работать на трех станках «ABE». И это подхватили. Желание знатной сверловщицы получило настолько шумный резонанс, что было решено устроить общественный показ её трудовых достижений. Именно так и было это сформулировано на заводе.
И в этом был свой резон. Большинство станков завода все ещё обслуживали руки рабочего. От умения рук зависел успех выполнения производственного плана. А руки Руфины оставались завидным образцом.
Разумеется, цех не театр и работающий на станке не артист, хотя где-то, в каких-то случаях, виртуозная работа становится зрелищем. И Руфина ждала дня общественного показа, как некоего бенефиса. Она даже придумала себе особый нарядный комбинезон из синей ткани, простроченный двойным ярко-жёлтым швом.
Словом, все шло самым отличным образом, а уж про свадьбу нечего и говорить. Тут все было учтено и предусмотрено, включая второстепенные подарки. Например, смирившийся Серёжа Векшегонов преподнесёт хромированную пластинку, на которой будет выгравирована его рукой надпись: «Алексей Романович и Руфина Андреевна Векшегоновы». Эта дощечка украсит дверь новой трехкомнатной квартиры, ключ от которой в подарочной коробочке вручит председатель завкома в день свадебного торжества. В числе подарков не будет забыта и детская коляска с колёсами на резиновых шинах.
Скорее бы только приезжал он, чтобы удивиться, понять, что теперь она значит, и начать новую, счастливую жизнь.
И Алексей будто подслушал — появился раньше, чем его ждали. Оказывается, защиту дипломного проекта перенесли на завод. Перенесли потому, что проект имел прямое производственное отношение к станкостроительному заводу.
Алексей, придя в дом Дулесовых, застал Руфину перед зеркалом; с ним, надо сказать, за последние месяцы у Руфины случались встречи все чаще и продолжительнее. Алексей недолюбливал зеркала. Всякое зеркало напоминало ему где-то слышанное стихотворение о стекле. О чудесном стекле, через которое человеку был виден изумительный мир. А потом это стекло покрыли зеркальным слоем. Мир исчез, и человек увидел только себя. Себя!
