Последние Горбатовы - [49]

«Ну да!» — почти вслух проговорил он, как делал это теперь нередко, невольно и сам того не замечая в уединении своей огромной библиотеки, в беседе со своими книгами. «Ну да, конечно, он говорит об этом… и не смеет даже намекнуть… И ему и в голову не могло прийти, что пройдет триста лет, и его страшная тайна, открытие которой профанам грозило ему вечной погибелью, сделается общим достоянием!.. Да, мало-помалу открываются все хранимые им тайны, и придет время, когда и тайны еще более важные, глубокие и даже ему не известные, станут явными… Бабьи сказки превратятся в действительность, самую простую, естественную, обыкновенную. В каком же виде явятся тогда теперешние умники?!» Он взял лежавшую тут же рядом на столе газету, прочел в ней маленькую статейку, потешавшуюся под каким-то заграничным, приехавшим в Петербург «фокусником», и совсем уже весело улыбнулся.

Впрочем, улыбка его быстро исчезла. Он нахмурил брови, потом встал, несколько раз прошелся по библиотеке, опять подошел к своему креслу, как будто огляделся, глаза его устремились вдаль, в них мелькнуло что-то неуловимое, как будто печальное. Мелькнуло — и исчезло. Можно было подумать, что он вернулся к прошлому, о чем-то вспомнил…

Немудрено это было. Эта библиотека, все, что его окружало, могло навести его на многие воспоминания. Здесь, за этим столом, прошло столько разнообразных минут его жизни. Здесь, на этом месте он пережил всю грозу своей мучительной страсти. Здесь должен был витать над ним, в долгие, тихие часы, образ безумно любимой им, погибшей жертвой этой любви Наташи…

Сколько раз она, живая, юная, прелестная, склонялась перед ним над этим самым столом, разбираясь в книгах, увлекаясь в тихой беседе, в дружеской тихой беседе, которая была полна незримой смертельной отравы… Здесь, у этого стола, когда-то остановились друг перед другом Наташа и Мари и разошлись, не в силах будучи сдержать своего израненного сердца. Сердце Наташи разбилось. Мари вынесла. Она здесь, она жива… И вот многие годы он под одним кровом с женою… О ней ли он думает? Нет, он не вспомнил ничего, ни о чем не сказал ему взгляд, брошенный на предметы, полные воспоминаний…

Его мысли были далеко, в той таинственной сфере, о которой он никому не говорил, куда он никого не допускал…

Он машинально опустился в кресло и еще глубже задумался.

Однако, мало-помалу цепляясь одна за другую, его мысли из таинственной дали вернули его обратно сюда, к этой, улетающей вслед за другими, минуте его жизни, и теперь он подумал о жене своей. Он ее видел накануне, только мельком и уже несколько дней не обменялся с ней почти ни одним словом.

«Но ведь вот — сказка!» — прошептал он и улыбнулся.

Он встал и остановился среди комнаты, закрыл на мгновение глаза, а когда открыл их, то все лицо его преобразилось. Оно стало еще бледнее, брови были крепко сжаты, на всех чертах застыло выражение как бы необычайного усилия воли.

Он произнес: «Мари!» — и протянул вперед руки.

Прошла минута, другая. Он ждал все с тем же неподвижным выражением усилия. Его тонкие пальцы время от времени слабо вздрагивали.

Наконец он опустил руки.

Дверь скрипнула, чей-то тихий голос спросил:

— Можно войти?

Он ответил:

— Конечно!

Из-за портьеры показалась Марья Александровна. Он встретил ее ласковой и спокойной улыбкой.

II. ПРИЗНАНИЯ

Марья Александровна протянула мужу руку и не могла не заметить, что он как бы с некоторым колебанием и очень поспешно пожал ее и потом приложился к ней, именно приложился, своими холодными губами.

Она вообще очень часто замечала, что он всячески старается избегать прикосновений к кому-либо.

— Тебе что-нибудь надо, Мари? — спросил Николай Владимирович, придвигая ей кресло и не спуская с нее своего загадочного взгляда.

— Нет, — прошептала она.

И сама вдруг удивилась, зачем это пришла сюда в такой необычный час. Зачем вдруг оторвалась от делового письма, которым была занята, и спешила сюда, через длинный ряд комнат, отделявших ее помещение от библиотеки, спешила, будто боясь потерять секунду, будто имела передать мужу что-нибудь крайне важное.

— Нет! — повторила она, смущаясь. — У меня нет до тебя никакого дела, Николай.

Он едва заметно улыбнулся и все продолжал глядеть на нее.

— А между тем ты вдруг почувствовала необходимость прийти ко мне? — медленно проговорил он. — Ты спешила? Да?

Она даже побледнела и с беспокойством взглянула на это, всю жизнь знакомое ей и до сих пор всегда как будто новое, загадочное и непонятное лицо.

— Да, но что же это значит?

— Это значит, — отвечал он все тем же спокойным голосом, все так же медленно, — значит, что я позвал тебя… Ведь это не в первый раз — вспомни?!

Она знала, что не в первый раз. Она побледнела еще больше и внутренне невольно шептала молитву.

Вот она только что забылась в это последнее время, поглощенная живыми, ежедневными заботами. В доме большие перемены: московские молодые Горбатовы переехали сюда после смерти своей воспитательницы Клавдии Николаевны; много всяких забот и хлопот… Затем Гриша. Он не на шутку задумал жениться на Бородиной. По своим религиозным воззрениям, а главное потому, что уж исподволь высмотрела ему невесту, она была против этого брака. Но у Гриши такой характер… с ним справиться трудно.