Последние флибустьеры - [72]

— Болтай, что хочешь, но сегодня вечером, после ужина, я попробую взобраться на это дерево, — придерживался своей линии Педро. — Хочу проверить, есть ли в гнезде птенцы.

— Но ведь мы уже подобрали двоих, — напомнил еще один солдат.

— Там могут остаться другие.

— Ты, Педро, осёл и совершенно не знаешь привычек кондоров. Но если тебе хочется испытать свои мускулы, мы, разумеется, не собираемся тебе мешать.

Мендоса услышал новый взрыв смеха, а потом все смолкло.

— Положение осложняется, — пробормотал он. — Если этому человеку взбредет в голову забраться в гнездо, мы пропали.

Мендоса прислушивался еще несколько минут, потом, не уловив никаких звуков, он осмелился высунуть голову. Впрочем, он находился на такой большой высоте, что заметить его было бы нелегко, особенно между длинными, почти горизонтальными суками дерева.

Невдалеке поднимались в воздух облачка дыма. Там, к великому неудовольствию Мендосы, испанцы, должно быть, разбили лагерь. Баск с величайшей осторожностью раздвинул ветки и увидел полторы дюжины солдат, занятых ощипыванием кондоров и их птенцов.

Испанцы развели костер и подвесили над огнем котел необычных размеров, готовый заполучить в свое нутро большущие куски пернатой дичи, превосходной для варки бульона, но жилистой, словно мясо старого мула.

— Если бы с нами был дон Баррехо, можно было бы попробовать устроить им вечером сюрприз, — пробормотал баск, — но двое против восемнадцати — это слишком… Тю!.. Как разбежались эти полусотни!.. Видно, что эти господа торопятся поймать нас, тогда как мы стремимся не даться им в руки.

Он осторожно вернулся на прежнее место и вытянулся рядом с Де Гюсаком, рассказав ему обо всем, что он увидел и услышал.

— Если этот любопытный доберется до гнезда, мы пропали, — слегка побледнел бывший трактирщик.

— О!.. Он пока еще не добрался, дорогой мой Де Гюсак, а когда полезешь на дерево ночью, может всякое случиться: например, ветка обломится, если ее умело подрезать. Я этим и займусь, пока не взойдет луна. А после такой подготовки не хотел бы я оказаться в шкуре этого посетителя гнезд.

— И все-таки что-то мне неспокойно, Мендоса.

— Да и мне тоже! — признался баск. — Полагаю, что и бедному дону Баррехо тоже было бы не по себе. Надеюсь, однако, что, если ему удалось укрыться на каком-нибудь дереве, он заметит лагерные костры и поостережется идти к нам, пока испанцы не уберутся отсюда.

— Значит, по-вашему выходит, что мой соотечественник еще живой?

— А почему бы и нет? Кондор, схвативший слишком большой вес, спускался достаточно плавно, — ответил баск. — Эти птицы наделены необычайной силой, но не такой уж большой, чтобы длительное время нести человека, даже такого худого, как дон Баррехо.

— Вы правы, и он, возможно, оказался в лучшем положении, чем мы, потому как не подвергается с минуты на минуту опасности быть изрешеченным пулями.

— Выше нос, приятель! Это гнездо представляет собой крошечную крепость, хотя на первый взгляд так не кажется, и пули не пробьют его с расстояния шестьдесят или семьдесят метров. Я больше боюсь планомерной осады, когда у нас не будет продовольствия, а мой ненасытный живот и так уже начинает бунтовать.

— Стяните потуже пояс.

— Да я давно уже это сделал, — признался баск. — Ох, чертов нос!.. Какой запах доносится снизу! Разве вы не чувствуете?

— Это запах отличного бульона, — ответил бывший трактирщик из Сеговии. — Я понимаю толк в запахах.

— Понятно. Испанцы бросили в котел несколько крыльев кондоров и готовят суп. Как жаль, что мы не можем принять участие в их трапезе!

— Вы уже затянули пояс, теперь заткните нос.

— Если бы он был таким длинным, как у гасконцев, можно было бы попробовать; только вот носы басков, не знаю уж почему, будто бы имеют желание исчезнуть.

Бывший трактирщик из Сеговии не мог удержаться от смеха, и он не боялся, что этот негромкий смешок достигнет с такой высоты испанских ушей.

Между тем голод начинал мучить двоих осажденных, а поднимавшийся вверх запах бульона вызывал тошноту; они же вытянулись в гнезде один подле другого, предварительно подготовив к стрельбе ружья.

До авантюристов доносились болтовня и смех испанцев. Должно быть, суп из кондоров привел их, испытавших немало лишений, в веселое настроение. Вслед за запахом бульона до верхушки дерева донесся запах табака, что привело Мендосу в совершеннейшее отчаяние, потому что табак у него был, только он не осмеливался закурить.

Шло время, а для двоих обездоленных продолжалась пытка; к тому же они ежеминутно боялись, как бы какой солдат не полез на высоченное дерево.

Едва зашло солнце и на лес опустились сумерки, Мендоса, как и обещал, взял острую драгинассу дона Баррехо и сделал глубокий надрез на двух суках, торчавших под гнездом: один — слева, другой — справа. Если бы какой ловкач и добрался до этих веток, то, схватившись рукой за один либо за другой сук, он бы не удержался от стремительного падения.

Тем временем испанцы, видимо, получившие приказ устроиться в этом месте на ночлег, чтобы дать полусотне возможность собраться, разожгли другие костры и положили в угольки огромные куски мяса кондоров. В испанском лагере царило веселье, тогда как гнездо кондора погрузилось в глубокую печаль.