Последние флибустьеры - [32]

— Рассвет близок, тогда ты сможешь на них полюбоваться.

— Правда, что они уродливы?

— Ну нет, я бы даже назвал их симпатичными: с этим своим молоточком, по краям которого расположены глазки, от одного взгляда которых тебе становится плохо…

— И ты называешь их симпатичными, плут!.. А!.. Вот одна приближается!.. Попадешься ты мне — разрублю на двое!..

Фосфоресцирующая полоска, нацеленная прямо на шлюпку, приближалась с молниеносной быстротой. Дон Баррехо обхватил драгинассу обеими руками и нанес по воде удар такой силы, что мог бы разрубить даже твердую скалу. И в этот раз широкий клинок не прошел мимо цели, а пришелся по спине акулы, обрубив ей спинные плавники. Акула тут же перевернулась на спину и бросилась на шлюпку, стараясь вцепиться в нее зубами.

— Tonnerre!.. Какая она гадкая!.. — закричал дон Баррехо. — А Мендоса назвал этих чудищ симпатичными!..

Драгинасса вошла прямо в морду ужасной акуле и разрубила ее, а в это время Мендоса и Буттафуоко вонзили свои шпаги в бока чудовищу:

— Получи, негодяйка!..

— Попробуй вот этого, мерзавка!..

Акула инстинктивно подпрыгнула, выскочив из воды почти на половину своей длины, а потом исчезла в океанских глубинах.

— Она пойдет теперь в рыбью больницу, если таковая имеется в море, — сказал дон Баррехо.

— Ну, наконец-то мы им показали, — добавил Мендоса. — А то я уже устал без толку дырявить воду.

— Вот это называется сражаться, не так ли, баск? Какие удары наносят гасконцы, а?

— А как попадают в цель баски? — ответил Мендоса. — Мой укол, должно быть, проткнул ей сердце.

— Тогда ей бесполезно искать больницу.

— Слишком вы много болтаете, — прервал их Буттафуоко. — Разве вы не видите, что подружки раненой готовятся к атаке?

— А мы готовы принять их, не так ли, Мендоса? — крикнул гасконец.

— В любой момент, — ответил баск.

Вокруг шлюпки пересекались и скрещивались фосфоресцирующие линии, и этот круг постепенно сужался. Акулы спешили отмстить за подружку.

— Будьте внимательны!.. Откройте глаза!.. — крикнул Мендоса. — И крепче держитесь на ногах!..

Шлюпку толкали со всех сторон, она беспорядочно подскакивала, словно над океаном внезапно разразилась буря. Чудовища яростно налетали на нее и наносили такие сильные удары своими хвостами, что старая обшивка могла вывалить кишки, как сказал баск; потом акулы подныривали под киль и пытались подбросить его в воздух. К счастью, общий вес троих авантюристов, заполненного водой анкерка[55] и провизии был достаточно значительным, а поэтому попытки чудовищных рыб имели мало шансов на успех.

Все же постоянные атаки акул произвели впечатление на Буттафуоко, Мендосу и гасконца; они учетверили свое боевое усердие, и их шпаги порой попадали в цель. Особенно выделялась драгинасса гасконца, от которой крепко доставалась уродливым молотобойцам.

Акулья атака длилась минут десять, потом хищницы, похоже, устали от града шпажных уколов, оставлявших широкие раны на спинах рыб; они внезапно отступили, но все время держали шлюпку в пределах видимости.

— Ну разве это не сражение, гасконец? — спросил баск, вытирая какой-то тряпкой кровь с клинка шпаги.

— Не буду отрицать, — ответил дон Баррехо, отирая пот со лба. — Только я предпочитаю сражаться на твердой земле. По крайней мере, можно смотреть противнику в глаза, да и ноги держат уверенней. Думаешь, они убедились, что, имея дело с гасконцем и баском, нечего помышлять об ужине?

— Говорят, что эти чудища очень упрямы, и я не удивлюсь, если при первом свете дня они снова пойдут в атаку.

— А если нам попробовать уйти от них? — спросил Буттафуоко.

— Именно это я и хотел предложить, сеньор. Пусть дон Баррехо немного отдохнет, а мы поработаем веслами.

— А я на вас посмотрю, черт возьми, — вставил свое слово гасконец. — Мне начинают нравиться и морские поединки.

Буттафуоко и баск взялись за весла и принялись грести изо всех сил, все время держа курс на запад и пытаясь ускользнуть от голодной стаи. Поначалу это вроде бы удавалось, но потом авантюристы, к своему разочарованию, удостоверились, что акулы организовали настоящую охоту, решившись, видимо, хорошенько позавтракать, раз уж поужинать не пришлось.

Заря задержалась на небе недолго, и вскоре над океаном поднялось сияющее солнце, а водная поверхность заблестела мириадами лучезарных золотых блесток. Акулы, ночью только сопровождавшие шлюпку, держась на некотором расстоянии, проявили крайне воинственные намерения, что очень не понравилось даже такому воину, как дон Баррехо.

Мендоса не ошибся в численности акул. Их, действительно, было около десятка. Эти четырех-пятиметровые существа приближались какими-то смешными движениями, колотили воду то слева, то справа, поднимая фонтанчики белоснежной пены; в другой обстановке это вызывало бы взрывы смеха.

Время от времени они останавливались, словно хотели перевести дыхание, выскакивали из воды на треть своей длины, показывая огромные полукруглые пасти, усеянные острыми зубами и расположенные там, где должно бы находиться горло, отчего этим чудовищам, видимо, было нелегко заглатывать добычу.

— Эта маленькая армия храбро готовится к новой атаке, — сказал дон Баррехо, наблюдавший за акулами скорее с интересом, чем с настоящим страхом. — Я, как истинный гасконец, даже восхищаюсь ими.