Последнее танго в Бруклине - [16]

– А помните, какой шум недавно поднялся, когда раввин на машине сбил какую-то черную девочку, маленькую совсем?

– Конечно, помню… Глядите, вот тут как раз их центр. Видите вывески? «Похоронное бюро Каплана». «Мемориальная часовня Ярмольника». В Бруклине как раз по вывескам надо ориентироваться, сразу все становится понятно.

– Тогда, получается, мы теперь в Мексику заехали, – Эллен указывала на вывеску, гласившую: «ЗАЙДИ К МОЙШЕ. Лучшая текилья в городе». – Ага, а вот Французский квартал, – со смехом продолжала она, – или, может, Гонгконг. – Теперь ей попалась такая вывеска: «Китайский ресторан Вон Суна. Кошерные блюда».

Бен расхохотался.

– А теперь, воздавая должное вашим сородичам, давайте по этой эстакаде поедем в Бенсанхерст и там по Стиллуэлл прямо к океану.

– Не хотела этого вам говорить, Бен, но мне нет надобности смотреть, как живут итальянцы, и так знаю.

– Нет, как они в Бруклине живут, не знаете.

– Ну хорошо. – Ей явно нравилась эта незапланированная экскурсия.

– А знаете, где мы сейчас? – Они проехали забегаловку, на которой было написано «Ван-Хулиган. Лучшие китайско-итальянские закуски в Бруклине». Да, изобретательный парень этот Ван.

– В Чайнатауне?

Бен со смехом повернул туда, где начинался квартал прилепившихся друг к другу домиков с лужайками размером в почтовую марку, на которой, однако, обязательно оказывалась какая-нибудь непропорционально большая гипсовая статуя. Чаще всего попадались лебеди, за ними шли львы и розовые фламинго, но изображений Девы оказалось столько, что про всю эту живопись пришлось просто забыть.

– У нас в Амстердаме Деву тоже часто перед домом ставят, но чтобы такое…

– Я же вам говорил, Бруклин место особенное. Или возьмите тот же Кони-Айленд, я там уж сколько лет не был, но ребенком таскался туда все время, и для меня это был волшебный мир, особенно Парк аттракционов.

– Так мы как раз туда сейчас и направимся!

– Правда? А русские горы все еще на месте?

– Конечно, только они совсем разваливаются.

– Ой, как интересно. Обязательно Милту про это расскажу.

– А кто это – Милт?

– Мой лучший друг. Мальчишкой он был не из самых храбрых, а уж аттракционов боялся, как огня. Но у нас считалось так: пока на русских горах не покатаешься, ты не мужчина. И Милт, наконец, тоже решился, а я с ним вместе в кабинку сел.

Эллен из-за коробки бросила на Бена любопытствующий взгляд. По его лицу расплылась счастливая улыбка, он словно вернулся в свое детство и всю давнюю историю с русскими горами переживал наново.

– Ну, вот мы с ним и прокатились. А когда слезли, я его и спрашиваю: что, понравилось? Только он даже мычать не мог, а на штанах, как раз где ширинка, большое такое мокрое пятно. Другие мальчишки совсем его заклевали. Едем домой в метро, на поезде, я хотел сказать, и он все время руками это место прикрывает.

– Бедненький, – Эллен и вправду почувствовала, какое это, должно быть, унижение вот так оконфузиться.

Ее участливый тон поверг Бена в восторг.

– Да что вы над ним причитаете, жив он, здоров, ничего такого больше не случалось.

Когда доехали до берега океана, стало совсем пустынно, и они без труда припарковались на углу набережной и Пятнадцатой, прямо у тротуара.

Бен поверить не мог, в какой непоправимый упадок пришло это знакомое ему место. Только океан все тот же, что встарь. На широкий песчаный пляж по-прежнему накатывали пенистые высокие волны, а у самой воды там и сям были заметны выбравшиеся с утра пробежаться трусцой или просто погулять с собакой. Пахло соленой водой, подгнившими водорослями, и все перекрывал нестерпимый аромат подгоревших сосисок.

– Вот она, эта сосисочная Нейтана как стояла, так и стоит, – обрадовался Бен. – Не поверите, до чего приятно, что хоть что-то уцелело.

– Давайте купим по хот-догу.

– Вы с ума сошли! – Бен скорчил страшное лицо.

– А что такого?

– Да вы когда-нибудь видели, как эти хот-доги делают?

– Нет, не помню.

– Берут всякие тухлые обрезки, а чтобы не видно было, что они успели почернеть, сверху бухают краситель чуть не ведрами. – И вы такое собираетесь есть?

– Ах перестаньте, пожалуйста, вечно тебе испортят последнюю радость. Очень вам признательна. Он понимал, что она его поддразнивает, но не придал этому значения.

Бен пошел вперед вдоль металлической ограды с колючей проволокой наверху; она теперь наполовину обвалилась, но когда-то надежно оберегала эти страшные русские горы – мечту всего его детства. «Молния» – вот как назывался этот аттракцион, и правда вниз на нем летел, как молния. А осталась от него только взмывшая к небу стрела, и торчит она себе, как скелет какого-то доисторического чудовища.

– Глазам своим не верю, – тихо произнес он. Эллен чувствовала, что на него волной накатили самые разнородные воспоминания, и, не говоря ни слова, пошла вперед через большую дыру в ограде, за которой начиналась узкая тропинка среди высохших колючих стеблей прошлогодней высокой травы. Обернулась, но Бена нигде не было видно. «Послушайте, – окликнула она, – куда вы делись, нам вот в эту сторону».

Он как будто ее и не слышал, шел по выщербленным деревянным плитам к турникету, заросшему плющом. Проржавевшие пружины застонали, когда он толкнул верхнюю трубу, затем со скрипом подались, пропуская его. На рельсах, тоже покрывшихся ржавчиной, дотлевал старый вагончик с кабиной. Он плюхнулся на продавленное сиденье.