Последнее сокровище империи - [14]

– Театральное помещение арендовано на льготных условиях только благодаря тому, что там ожидают главу правительства.

– Неужели сам господин Штюрмер будет? – антрепренер заметно воспрянул духом.

– Не хочу обнадеживать. Но беседа имела место. Премьер-министр Штюрмер обещал-таки быть на вашей премьере.

– Нанашейпремьере, Кирилл Прохорович! – поправил Лео.

– Оставьте, – отмахнулся Самсонов. Я всего лишь вкладываю в вас деньги. И не ограничиваю свободы творчества.

– Уверяю вас – он не будет разочарован!

– Вообще-то, Борис Владимирович человек достаточно консервативный, – напомнил Самсонов. – Однако же не до такой степени, чтобы не понимать: новый век на дворе, пора бы обзавестись и новыми взглядами. Ну, да ладно, – Кирилл отодвинул пустую тарелку. – До премьеры «Танцовщицы» – два месяца. А моя помолвка – через месяц, Лео. И вы уж постарайтесь не разочаровать меня! Лиза тонко чувствует искусство. Потому действо по случаю торжества должно быть, конечно же, современным. Но – без слишком уж новомодной вульгарности.

– А я как раз и боюсь, что современную девушку может разочаровать классический подход к торжеству. Все эти пажи, дамы в домино, юные Керубино, фейерверки…

– Вас, Лео, должно волновать сейчас не это. Собственно, я хотел предупредить совсем другую проблему.

Самсонов говорил ровно и спокойно. Однако Ренкас все равно напрягся, хотя старался не показывать виду.

– Предупредить?

– Да, Лео. Когда я разговаривал с премьером, Борис Владимирович как бы невзначай спросил: «А что этот Ренкас, модный антрепренер – из немцев?»

– Да вы же знаете все обо мне! – ахнул Лео, и в его удивлении не звучало никакой театральщины. – Господь с вами, Кирилл Прохорович! Я сам из курляндских баронов. И по паспорту я никакой не Леопольд, а Леонид. Леня!

– Я так и объяснил господину Штюрмеру: по паспорту вы Леонид, но «Леопольд» для театрального мира звучнее! Подобное пояснение имело смысл, согласитесь. К немцам в России относятся более чем подозрительно. По каждому приходится давать отдельное объяснение.

Ничего не ответив, Ренкас увлеченно принялся за еду. Если взглянуть со стороны – слишком увлеченно. Ему не очень нравились такие разговоры. Для него они были даже опасными. Лео даже не раз подумывал сменить фамилию, официально, напечатав об этом в газете, как положено в подобных случаях. Однако быстро остывал: такие подвижки привлекут к его персоне дополнительное нежелательное внимание.

А Самсонов наблюдал за ним с усмешкой. «Чего бы ты стоил, потомок курляндских баронов, без защиты и поддержки купеческого сына, да и то – начинавшего простым приказчиком», – думал он. Все чаще ловя себя на более крамольной, хотя и более приятной мысли: здесь, в самом сердце трехсотлетней империи, против него и таких, как он, вообще мало кто чего-то стоит.

2

Значит, вот оно, то самое, что может прийти из Сибири, изменив судьбу императора и всей империи. Выходит, пророчествам Распутина все же можно верить, хотя не очень-то хочется с ними соглашаться…

Пытаясь не утонуть в потоке внезапно обрушившейся информации, генерал-майор Глобачев разложил перед собой документы в порядке поступления. Он собрал не только официальные депеши и рапорта, но и свои собственные короткие пометки, сделанные на отдельных четвертинках бумаги для удобства. Вообще-то, шеф петроградской политической полиции имел грешок: запираясь у себя в домашнем кабинете, писал в свободное время что-то вроде дневника. Втайне надеясь после отставки, которую он, как и всякий государев слуга, рано или поздно непременно получит, собрать свои мысли в одну книжку. И – чем черт не шутит! – издать под своим именем. Если почти сто лет назад каторжник Видок умудрился завоевать таким способом признание образованных людей, ему, человеку, много чего знающему о врагах империи и методах борьбы с ними, сам Бог велел такими знаниями поделиться.

Отбросив ненужные мысли, Глобачев обратился к фактам.

Итак, сначала поступила депеша из Красноярска на высочайшее имя. Она имела секретный гриф и по действующим правилам должна передаваться лично в руки начальнику Охранного отделения Петрограда. Что полковник Хватов и выполнил. Перед этим, конечно же, ознакомившись с депешей лично – только потому принял решение доложить как можно быстрее, даже рискнул преждевременно поднять генерал-майора с постели. Прочитал Глобачев составленный шефом красноярского Охранного обстоятельный документ. Затем – повертел приложенные к нему для наглядности необработанные алмазы. И понял опытный полицейский для себя следующее.

Погибшего во время бандитского нападения на казенный обоз иностранца опознали как Генри Даймонда. Он появился в Красноярске в начале года вместе с неким молодым человеком по имени Лавр, бывшем при нем переводчиком. Англичанин пытался нанять людей, готовых рискнуть и отправиться с ним в тайгу, к так называемой Медведь-горе. Место в губернии известное, имеет дурную славу и даже считается вроде как проклятым. Однако Даймонду удалось уговорить одного местного авантюриста, известного своими дальними охотничьими вылазками, Илью Ермакова. Правда, он советовал Даймонду подождать несколько месяцев, пока снег в тайге не сойдет, зимы-то в Сибири долгие. Однако англичанин проявил настойчивость, а главное – оказался щедрым не только на посулы: выдал денег Ермакову на треть больше обещанного, и это был только аванс. Все-таки дождавшись второй половины марта, когда весна в тех местах хоть немного вступит в свои права, небольшая экспедиция вышла из Красноярска. Вместе с Даймондом, Лавром и самим Ермаковым пошло еще двое. Взяв в деревне Даниловке проводника из местных, они отправились дальше, к самой Медведь-горе. Через десять дней Даймонд, измученный и больной, вернулся обратно. Разумеется, никто из подобравших его деревенских мужиков не смог понять, что случилось с его товарищами. Проведя в доме местного крестьянина два дня и чуть окрепнув, Даймонду удалось присоседиться к обозу, следующему в Красноярск с прииска. Там была какая-то сложная операция местных полицейских, Глобачева эта часть истории мало занимала. Важно, что Даймонд погиб, а при нем нашли алмазы.