Последнее слово за мной - [55]

Шрифт
Интервал

Крон специально затеял этот разговор в присутствии Игана и Тедди, надеясь найти в их лице союзников. Он полагал, что втроем они смогут путем уговоров или, если надо, унижения, заставить Джулию вести себя прилично.

— Одно дело развлекаться с таким мужчиной где-нибудь на стороне, — не унимался Крон, — и другое — приглашать его в Бэньян.

Джулия промолчала, ожидая продолжения.

— Вот, например, Тедди крутил роман с той маленькой негритяночкой, — гнул свою линию Крон, — но никто из нас не видел ее за общим столом, терзающуюся над выбором нужной вилки.

— Хочу уточнить, — вставил Тедди, наклоняясь и отводя кий. — Я тогда стыдился вовсе не той негритяночки, а наоборот.

Плавно проведя кием вдоль пальца, Тедди уверенно ударил по шару. Раздался щелчок, потом приглушенный грохот — это шар покатился по сукну и упал в кожаный кармашек лузы.

Крон сразу понял, что проиграл. Мерсеры были заодно.

— Ну что ж, — промолвила Джулия, рывком поднимаясь с дивана. — Пожалуй, пойду искупаюсь перед обедом.

Когда она проходила мимо, Крон поймал ее за руку.

— Ничего не понимаю, — тихо сказал он.

Вскинув руку, Джулия дотронулась до его лица.

— И я тоже.

А потом, высвободившись, поспешила на поиски своего любовника.

Он сидел в одиночестве на боковом крыльце и курил. Опустившись перед ним на корточки, она обвила руками его колени и заглянула ему в лицо. Ей казалось, она могла бы вот так любоваться им целую вечность.

— Тебе здесь совсем плохо? — спросила она.

Когда Джулии было восемнадцать, ею овладела безумная идея завести мустанга. Семейство охотилось в Монтане на лосей, Джулия случайно заметила дикого жеребца и в тот же миг решила, что хочет заполучить его в свою конюшню. Иган Мерсер-старший ни разу в жизни не говорил дочери «нет». Коня поймали, укротили и доставили ей. Джулия сразу вскочила на него и умчалась прочь.

— Возьми меня, — шептала она, расстегивая рубашку. — Прямо здесь. Прямо сейчас.

Настала ночь, отец уже собирался отправить за дочерью поисковую команду, но тут Джулия объявилась сама. Она соскочила с коня, сняла с него седло. Жеребец стоял, не шелохнувшись, а она гладила его и что-то нежно шептала на ухо. А потом, сняв с него уздечку, крикнула «Но!» и хлопнула его по заду. Он так ни разу и не обернулся.

Схватив ее за волосы, Бун запрокидывал ей голову назад и неистово целовал. Даже когда они занимались любовью, Джулия чувствовала, как он ускользает от нее. Ей не под силу было удержать Буна, раз он сам не хотел остаться. Мысль об этом только еще сильнее возбуждала ее.

Джулия Мерсер принадлежала к числу тех женщин, которые умеют отпускать.

*

На следующее утро Коллис проснулся пораньше и отправился на далекий, уединенный участок пляжа. Удостоверившись, что поблизости нет ни души, он скинул с себя одежду и нагишом ринулся в набегающую волну. Он на скорости врезался в бурную серую пену, и сердце едва не остановилось от холода. Судорожно разевая рот, он сделал пару скованных гребков (чтобы в случае чего с полным правом сказать, что плавал), а потом рванул к берегу. Дрожа, подскочил к своей одежде и стал натягивать ее с такой скоростью, что случайно защемил молнией на брюках кусочек трусов. Пришлось снова расстегивать.

— Она говорила метафорически, дружище.

Коллис оторопело отпрянул, запутался в спущенных штанах и чуть не упал.

— Иган! Господи!

Иган Мерсер лежал на песке, подперев голову ладонью и жуя травинку.

— Черт! — пыхтел Коллис, дергая за язычок молнии. — Кажется, я сломал эту проклятую штуку!

— Лучший способ отличить простого мужчину от непростого — раздеть его, — задумчиво произнес Иган.

— Давно вы тут прячетесь? — осведомился Коллис.

— Как ни жаль огорчать вас, друг мой, но даже в этой рубашке с иголочки и накрахмаленных трусах вы все равно самый простой и обычный. Как и мы все.

— Понятия не имею, о чем вы толкуете.

— Это потому, что вы заурядны. Незаурядный мужчина сразу бы отлично понял.

Коллис, склонив голову, нарезал круги, отыскивая потерявшийся в песке ботинок, а Иган тем временем сосредоточенно смотрел на океан.

— Мы строим школы, музеи, разбиваем парки. Мы коллекционируем предметы искусства и вращаемся среди великих людей, но когда умираем, от нас только и остается, что короткая надпись на гранитной плите. И знаете, почему?

Коллис, отдуваясь, раздраженно закатил глаза.

— Потому что мы делаем все это, чтобы выделиться, казаться необычными — и это наоборот делает нас заурядными.

— Вы идиот.

— Да ну? Разве это я только что пытался отморозить яйца в ледяной воде?

— Мне просто хотелось поплавать, — настаивал Коллис.

— Ну конечно.

Иган встал и стряхнул с одежды песок. Небо неожиданно затянулось тучами, а на волнах появились белые пенные барашки. Наклонившись, Иган подобрал полотенце Коллиса и перекинул через плечо. Он был уже на полпути к дому, когда до Коллиса дошло, что он остался в одиночестве.

— Я не зауряден, — возразил он, бегом нагоняя приятеля.

— Ястребу не нужно носить табличку, где написано «ястреб».

— Кто сказал? Будда?

— Бун Диксон.

— Боже правый, вы теперь цитируете краснорожих работяг?

— Вообще-то лицо у него скорее оливкового оттенка.

— Мужчины, обращающие внимание на кожу других мужчин, внушают мне опасение.


Рекомендуем почитать
Золото имеет привкус свинца

Начальник охраны прииска полковник Олег Курбатов внимательно проверил документы майора и достал из сейфа накладную на груз, приготовленную еще два дня тому назад, когда ему неожиданно позвонили из Главного управления лагерей по Колымскому краю с приказом подготовить к отправке двух тонн золота в слитках, замаскированного под свинцовые чушки. Работу по камуфляжу золота поручили двум офицерам КГБ, прикомандированным к прииску «Матросский» и по совместительству к двум лагерям с политическими и особо опасными преступниками, растянувших свою колючку по периметру в несколько десятков километров по вечной мерзлоте сурового, неприветливого края.


Распад

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Человек из тридцать девятого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кратолюция. 1.3.1. Флэш Пинтииба |1|

Грозные, способные в теории поцарапать Солнце флоты индостанской и латино-американской космоцивов с одной стороны и изворотливые кассумкраты Юпитера, профессионалы звездных битв, кассумкраты Облака Оорта с другой разлетались в разные стороны от Юпитера.«Буйволы», сами того не ведая, брали разбег. А их разведение расслабило геополитическое пространство, приоткрыло разрывы и окна, чтобы разглядеть поступь «маленьких людей», невидимых за громкими светилами вроде «Вершителей» и «Координаторов».


Кратолюция. 1.0.1. Кассумкратия

Произвол, инициатива, подвиг — три бариона будущего развития человеческих цивилизаций, отразившиеся в цивилизационных надстройках — «кратиях», а процесс их развития — в «кратолюции» с закономерным концом.У кратолюции есть свой исток, есть свое ядро, есть свои эксцессы и повсеместно уважаемые форматы и, разумеется, есть свой внутренний провокатор, градусник, икона для подражания и раздражения…


Кэлками. Том 1

Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.