Последнее слово за мной - [30]

Волосы растрепались и торчали во все стороны, губы потемнели, распухли и напоминали кляксу. Фарфоровая кожа пылала, как помидор. Никогда женщина не бывает красивее, чем сразу после секса.

— Да ты, баба, просто паучиха, — проронил Бун.

Лидия швырнула в него туфельку на шпильке.

*

На следующий день Бун приехал доделывать так и не начатую накануне работу.

— Если кому-нибудь расскажешь, — объявила ему Лидия, — я поклянусь, что ты меня изнасиловал.

Пока она разговаривала сама с собой, Бун отвинтил выключатель лампы.

— Никто никогда не поверит, что я добровольно согласилась на это с тобой.

Бун не сомневался: никто никогда не поверит, что она вообще может согласиться на это.

Отодвинув выключатель от стены, он изучал пучок спутанных и обугленных проводов.

— Подай мне те острогубцы, — сказал он, кивнув на ящик с инструментами.

Лидия непонимающе уставилась на него.

— Похожи на клюв цапли, — пояснил он.

Она заглянула в открытый ящик, не имея ни малейшего понятия, что искать. Она даже не знала, как выглядит клюв цапли. Когда Лидия потянулась за гаечным ключом, Бун покачал головой. Но вот рука зависла над острогубцами, и Лидия вопросительно поглядела на Буна. Тот кивнул.

Выудив острогубцы из груды инструментов, она продолжала оправдываться.

— Мы оба знаем, что ты воспользовался случаем, — промолвила она, рассеянно водя пальцами по кончикам острогубцев. — Я совершенно ничего не могла поделать.

— Ты умоляла трахнуть тебя, как дешевая шлюха, — заметил Бун.

Острогубцы полетели ему в голову. Бун схватил Лидию за запястье. Они оба уже знали, чем это опять закончится.

*

В течение двух следующих недель Лидия ежедневно находила какой-нибудь прибор или механизм, нуждавшийся в срочной починке. Они занимались этим в подвале, на чердаке, в ванной и в кладовке.

— А я понятия не имела, что печь топится углем, — промолвила Лидия, скача верхом на Буне, как на игрушечной лошадке.

— Т-тоже вот-вот накроется! — сказал он, имея в виду печь.

Про Буна и Лидию никак нельзя было сказать, что они занимаются любовью. Скорее это напоминало драку двух котов в мешке. Она извивалась и подпрыгивала, царапалась и кусалась, а Бун, стиснув зубы, делал свое дело.

В один прекрасный день они гремели бутылками в винном погребе, и в самом разгаре действа Лидия вдруг с шумом втянула воздух. Тело ее окаменело, а глаза расширились от изумления.

— Пусти меня! — заверещала она, отбиваясь. — Пусти сейчас же!

Но Бун продолжал стискивать Лидию изо всех сил, входя в нее так глубоко, как только мог.

— Тссс, — успокаивал он ее, почти укачивая. — Тише.

Дыхание ее участилось, она глядела на него, словно перепуганный ребенок.

— Иди ко мне, — шептал он, чувствуя, как ее лоно плотно сжимается вокруг него. — Вот так, иди ко мне.

Противореча собственным словам, он сам входил в нее. Голова Лидии запрокинулась назад, в теле словно не осталось костей. Когда она совсем обмякла, Бун налег на нее сверху.

— Скажи, что хочешь этого, — он ласкал ее грудь, целовал в губы. — Скажи, что хочешь.

— Да, — подтвердила Лидия. Она бы сейчас согласилась с чем угодно. — Да, я хочу.

— Скажи, что хочешь меня.

Лидия заглянула ему в лицо. Его глаза напоминали два бездонных черных омута, в которых запросто можно было утонуть.

— Да, — произнесла она. — Я хочу тебя.

И он стал продвигаться вперед, очень медленно, пока слезы не заструились по ее лицу, и их кожа не слилась в единое целое.

Глава 18

Вскоре их стало беспокоить, что соседи видят грузовичок Буна, вечно припаркованный у дома Монтгомери, и они начали встречаться в любых других местах. Они встречались у Желтого ручья, Бун расстилал на берегу кусок брезента, а потом они занимались любовью прямо в воде. Они назначали свидания на кладбище, Бун вскрывал замок на склепе Маннов и так придавливал Лидию к гранитной плите, что у нее на ягодице отпечатывалась красная, как клеймо, буква М. Они виделись в стинсоновском сарае для просушки табака, и волосы Лидии потом еще несколько дней пахли терпким дымом и табаком. В дождь они обходились его грузовичком: Бун рулил коленом, а правой рукой ласкал Лидию.

Тайные любовники — словно дети, которые верят: стоит им прикрыть глаза ладошками, и их никто не увидит. Даже если бы шериф не заметил машину Лидии, стоявшую на берегу реки рядом с грузовичком, а Бен Харрингтон не увидел, как они проскользнули в стинсоновский сарай, рано или поздно их бы все равно разоблачили.

— Что-то тебя давненько не видно в «Бедняках», — сказал Бен, насыпая в сумку медные прокладки — Бун покупал их для ремонта насоса у Стинсона.

— А я там давненько не бывал, — ответил Бун.

Остальные посетители скобяной лавки переглянулись и усмехнулись.

Но Буну Диксону все было нипочем. Теперь он прекрасно обходился без виски — он был пьян Лидией Монтгомери.

Про Лидию и Буна знал весь город. Весь, за исключением доктора Адама Монтгомери.

В Лидии появилась какая-то мечтательная томность. Щеки ее розовели, как дикие розы, в обрамлении завитков волос. Ее губы были теперь всегда приоткрыты, ей приходилось напоминать себе, что надо сдвигать колени поближе, когда сидишь. Поутру Лидия натягивала на себя какую-нибудь одежду лишь для того, чтобы позднее Бун ее раздел.