Последнее слово за мной - [38]

«Зря вы…»

Теперь она выглядела довольной, а про меня и говорить нечего: стрижка плюс темные очки, джинсы и куртка, в которых Кирилл меня никогда не видел, — вряд ли теперь он сразу сможет меня узнать.

Воодушевленная этими мыслями, я отправилась в то самое место, куда должна была попасть вчера: к таинственному богатому родственнику Полины, которого я не знала даже по имени. Конечно, это было опасно: в первую очередь Кирилл начнет искать меня в местах, представляющих обоюдный интерес, но, если не рисковать, вряд ли когда-нибудь удастся распутать эту историю. А распутать необходимо: роль скрывающейся под чужим именем беглянки мне вовсе не улыбалась.

Если старик жив, мне придется с ним встретиться (как — понятия не имею) и кое-что ему рассказать. Мне необходимы союзники, по логике вещей, старик должен стать одним из них. Впрочем, я была почти уверена: он мертв. Иначе то, что они вчера затеяли, не поддается объяснению. Скорее всего Кирилл, как всегда, лгал — вовсе не Алексей Петрович, а Полина — наследница старика. Старик, убедившись, что женщина жива-здорова, отписал ей все состояние (какое — неважно, важно, что оно было, в противном случае чего б им так суетиться), так вот, старик умер, а вслед за ним в результате трагического происшествия, то есть аварии, погибла Полина. Кому в этом случае отойдет наследство? Я не сильна в таких вопросах, но скорее всего ее мужу. Вот этого они и добивались с самого начала. Господи, какая же я дура! Рыскала по дому, ломала голову, а все так просто! Нет, не все.

Если настоящая Полина жива, они не получат ни копейки. И вот тут два варианта: либо она уже мертва, либо, воспользовавшись тем, что вчера эта женщина официально погибла, они быстренько от нее избавятся… Я должна найти ее. В борьбе против Кирилла и всей этой братии она точно мой союзник. Надеюсь, Кириллу еще неизвестно, что я вовсе не погибла в аварии. От «Форда» практически ничего не осталось, все вокруг было залито бензином и горело, как в аду.

Бензовоз выбрали не зря: мой труп должен был выглядеть так, чтобы никакая экспертиза не в состоянии была установить, кто это на самом деле. Очень возможно, что до сих пор и не установили, труп не нашли, решив, что он в сумасшедшем огне рассыпался в прах. Это хорошо для меня, потому что развязывает мне руки, и плохо для настоящей Полины: они начнут действовать, и женщина окажется в опасности. Старик, если он жив, должен знать, где ее следует искать.

В дом я вряд ли смогу войти — это слишком опасно, — но в доме есть телефон, зная адрес, выяснить номер будет нетрудно. Однако все это хорошо только в том случае, если старик жив, а я почти уверена, что он умер, иначе какой смысл убивать меня? Хотя кто ж знает, что в действительности задумали эти типы… Вот я и должна узнать, а для начала выяснить, кто этот старик.

Занятая своими мыслями, я оглянуться не успела, как оказалась на улице Северной, увидела перед собой табличку с номером шестьдесят два — а мне необходим восьмой. Вздохнув, я отправилась по нечетной стороне в нужном мне направлении. Вряд ли меня поджидала засада, но все равно было страшно.

Восьмой дом возник неожиданно, сначала появилась высокая крыша, затем и он сам за низким заборчиком из металлических прутьев всего в нескольких шагах, а я так и не решила, что делать дальше. Ворота и калитка закрыты, что неудивительно, жалюзи на окнах опущены. Вид какой-то нежилой. «Старик умер», — напомнила я себе и тут же начала злиться. Если он умер, то не далее как прошлой ночью. И сейчас родственники готовятся к похоронам, в такой ситуации народу здесь должно быть предостаточно, чего в действительности не наблюдается. Ну и что? Вдруг у него вовсе нет родственников, если не считать Алексея Петровича и Полины, а Алексей Петрович вполне мог довольствоваться кремацией дорогого дядюшки, причем без ненужной торжественности и прочего.

Дом остался позади, тихий и вроде бы необитаемый, а я так ничего и не решила, только разозлилась вконец. Какого черта я сюда пришла? Чтобы прогуляться мимо дома? Допустим, я уже прогулялась, и что дальше? Кто-нибудь из соседей должен знать старика, по крайней мере его фамилию, а это уже кое-что.

Но ведь просто так не пойдешь по домам с расспросами, в конце концов, это опасно… «Ну, давай, придумай что-нибудь!»

Тут взгляд мой упал на новостройку. Кто-то затеял строить коттедж аж в четыре этажа, коробку сложили, подвели под крышу, и на этом, судя по всему, дело встало: то ли энтузиазм закончился, то ли деньги. Оконные и дверные проемы заколотили досками, забор, опоясывающий стройку, в нескольких местах завалился, а подступы к дому заросли крапивой и бурьяном. Прикинув расстояние до восьмого дома, я рассудила, что это идеальный наблюдательный пункт, осторожно огляделась, не сбавляя шага, и, убедившись, что данный участок улицы совершенно безлюден, юркнула за забор, а потом бегом припустила к дому.

Проникнуть внутрь оказалось нелегким делом: проемы для того и забили досками, но на окошко в подвал почему-то никто не обратил внимания. Рискуя свернуть себе шею, я протиснулась в узкое отверстие, а когда глаза понемногу привыкли к темноте, выбралась на первый этаж. Дальше было проще: лестницы внутри дома уже поставлены — разумеется, без перил и на вид довольно хлипкие, но, решив не обращать на это внимания, я поднялась под самую крышу и здесь с чувством глубокого удовлетворения могла констатировать, что не ошиблась.