Последнее пророчество - [50]

Воин взялся рукой за веревочные перила и, осторожно ступая, повел коня к противоположному краю моста. Варрос и Силамар, затаив дыхание, смотрели на него. Ущелье было довольно широким, более тридцати шагов. Воин почти достиг середины, Варрос подвел коня к мосту.

— Подожди, — попросил Силамар, — мост одного-то едва держит.

Варрос снова молча кивнул головой.

Телохранитель уже добрался до самого конца угрожающе поскрипывающего и раскачивающегося при каждом шаге моста и хотел издать победный вскрик, но веревки все же не выдержали — порвались у самого края ущелья, и вся конструкция, удерживаясь за край, где стояли Варрос и Силамар, полетела вниз. Бешено заржал конь и тут же крик захлебнулся — животное разбилось о камни ущелья.

Телохранитель, приученный к любым неожиданностям, успел ухватиться за веревку, ограждавшую мост, его с размаху стукнуло о скалы, но он висел посередине между краем пропасти и каменистым дном, где насмешливо журчал извилистый ручей.

— Держись! — крикнул Варрос и приготовился спускаться за ним по висевшей веревке.

— Нет! — жестко встал на его пути Силамар. — Веревки не выдержат двоих, вы сорветесь оба. Я не пущу тебя!

— Но не могу же я равнодушно смотреть, как гибнет мой человек! — прорычал Варрос.

— Давай попробуем вытянуть его вместе с мостом сюда, места хватит, а сил у нас не занимать.

— Давай, — согласился Варрос. Он был зол на себя — мог бы сам догадаться. — Давай быстрее, у него пальцы могут разжаться — видел, как его швырнуло на стену! Удивляюсь, как он себе чего-нибудь не сломал.

Оба помолчали, понимая, что, может, и сломал, и тогда придется возиться с раненым. Но сейчас надо не рассуждать, а спасать товарища. Оба встали на колени перед обрывом и принялись тащить на себя останки моста. Они торопились, как могли, но было тяжело, бревна настила, вырвавшиеся из веревочных петлей, цеплялись за выступы и застревали в трещинах. Варрос и Силамар старались избегать резких движений, чтобы не стряхнуть раненого товарища с моста.

Но не успели они вытравить мост и наполовину, как услышали предсмертный крик и звук удара тела о камни. Варрос, не глядя вниз, бросил мост и встал. Он привык к виду смерти, и не было необходимости в каких-либо словах.

Силамар долго смотрел вниз, потом встал, вытер о штаны руки и сказал:

— Мне кажется, что кто-то активно препятствует нам. Кто-то знал, что мы поедем этой тропой, и сделал все, чтобы не пустить нас.

— Но о моем путешествии в Грелиманус знали, кроме тебя, лишь Астрил Гош, Холамтан и Кранимар, — заметил Варрос. — Всем им я безоговорочно доверяю.

— Нет, я не о них, — задумчиво произнес Силамар. — Может, и в силах человеческих вызвать камнепад, послать разбойников и испортить мост, но как он может подослать то чудовище? Нет, я говорю либо о гневе богов, либо о сильном колдуне, который хочет погубить тебя. Во всяком случае, сделать так, чтобы ты не добрался до Грелимануса.

— О, всемогущие Зирива-ванат и Сугнуна! — воскликнул король. — Чем я мог прогневить вас, для которых я — жалкий муравей?! Если уж верить твоим словам, Силамар, то верно, скорее второе — колдун мог бы следить за мной, хотя я даже не представляю, как именно и насколько, в таком случае, он могуществен… И тогда он, пожалуй, сидит в Грелиманусе. Тем более я хочу поскорее туда добраться.

— Но вперед пути нет, — возразил Силамар.

— Да, — согласился Варрос. — Придется временно сдаться и отступить. Возвращаемся в долину и поедем восточным торговым путем.

— Или той тропой, что начинается у Храма Мертвых Богов.

— Там видно будет, — нахмурив брови, сказал король и вскочил в седло.

Они вновь помчались по горной тропе.

— Знаешь, — через какое-то время спросил Силамар у Варроса, — чем отличаются дикари, как нас с тобой частенько величают, от древних знатных лунгарзийцев или аристократов Соединства Стран Священной Реки?

— Чем же? — чтобы поддержать беседу спросил король.

— Тем, что мы никого не обвиняем. Будь на твоем месте, например, Хранитель мудрости Астрил Гош — к которому я, например, очень хорошо отношусь — он бы, пожалуй, промолчал. А любой другой исконный лунгарзиец непременно бы проканючил, что во всем виноват Силамар, который предложил идти по этой, всеми богами забытой тропе, что он специально подставлял всех под опасность!

— Силамар! — гневно воскликнул Варрос. — У меня такого и в мыслях не было!

— А я о том и говорю, — усмехнулся друг. — Ты — воин, ты видишь то, что видишь, и не ищешь во всем чьи-то происки и козни. Если ты что-то хочешь сказать — говоришь правду в глаза, если что-то хочешь сделать — идешь прямой, пусть и наиболее опасной, дорогой. Другое дело — лунгарзиец. Он думает порой одно, а слова его означают прямо противоположное, он боится, как бы его кто не заподозрил в чем-то нехорошем. А если он хочет что-то сделать, то выбирает окольный путь. Ты честно голыми руками пошел на Мерналдита и сорвал корону с его головы. А твои враги? Подло и исподтишка посылают наемных убийц, подсыпают отраву в вино… Если бы против тебя пошел настоящий мужчина, он бы пришел к тебе с мечом в руке.

— О! — воскликнул Варрос. — Как мне все надоело, видят великие Зирива-ванат и Сугнуна! Да я с удовольствием выйду на поединок с любым, кто бросит мне вызов, с любым, кто недоволен моим правлением! Знаешь, Силамар, порой, особенно сейчас, когда я вижу перед собой дикую природу, похожую на ту, где вырос, мне так хочется бросить все, покинуть Лунгарзию, уйти в другую страну и начать новую жизнь, чтобы не думать о покушениях…