Последнее предложение - [2]
Украдкой он наблюдал за остальными пассажирами, изучал их, запоминал, и боль вовсе не мешала этому, — умение, выработанное еще с детства. Когда он наблюдал за людьми, все прочее отсекалось, отодвигалось куда-то в глубь его существа, и возвращалось лишь тогда, когда он отводил глаза. Человек называл это «визуальным препарированием» и гордился этим личным термином, хотя временами он казался ему довольно глупым. Лицо он запоминал мгновенно и откладывал его в уголок памяти, как фотографию, которая может пригодиться в будущем… хотя, как правило, внешность не имела значения. Если изучаемый что-то говорил, он анализировал и запоминал тембр его голоса, характерные словечки, манеру говорить, предполагаемый объем словарного запаса. Он изучал, как человек дышит, как он двигается, выражение его глаз и лица в той или иной ситуации, и его забавляло, насколько часто глаза и лицо расходятся друг с другом.
Углядеть ему удалось немногое — почти все пассажиры сидели к нему спиной, но он смотрел и подмечал небрежно повязанный шарф, прическу, конец нитки, торчащий из шва одежды. Одна из пассажирок то и дело теребила сережку в мочке уха. Пальцы другой женщины нервно подрагивали на ручке сумочки. Мужчина, читавший газету, изредка потирал подбородок. Молодая парочка, сидевшая почти в начале салона, громко болтала, и девушка иногда смешно оттопыривала губы, а ее приятель сильно жестикулировал, и у него был тонкий неприятный смех. Молодой мужчина, единственный из всех ехавший стоя, хотя вокруг было полно свободных мест, смотрел в окно, чуть прищурившись, будто там светило яркое солнце, и в изгибе его плотно сжатых губ угадывались жесткость и скверный характер. Женщина, говорящая по сотовому, с которого свисала игрушечная пушистая собачка, чуть склоняла голову набок, когда произносила длинные фразы, и поглядывала на стоящего мужчину с легким интересом. На ее ногтях были стразы, которые то и дело вспыхивали в свете ламп, и человек отвел глаза — смотреть на эти вспышки было неприятно.
Трамвай притормозил возле пустой остановки, двери открылись, но почти сразу же захлопнулись с громким шипением, словно оскорбившись, что никто не пожелал в них войти. Трамвай, качнувшись, тронулся, и человек начал вставать — следующая остановка была его. Но встать ему не удалось — раскаленное ядро внутри крутанулось, боль всплеснулась к сердцу, выше, тупо стукнула в затылок, и человек мешком свалился с сиденья. Он лежал, подтянув ноги к животу, и смотрел перед собой полузакрытыми глазами. Под щекой подрагивал холодный пол.
В салоне ничего не изменилось. Несколько голов повернулось в его сторону, человек ощутил на себе полузаинтересованные-полуосуждающие взгляды, но почти сразу же пассажиры вновь отвернулись, и его охватила некая насмешливая ярость. «Вы думаете, что пьяный! — свирепо подумал он, пытаясь приподняться, но голова утягивала обратно, точно весила тонну, и скрюченные пальцы безуспешно царапали грязный пол, громыхание колес из-под которого оглушительно било в ухо. — Пьяный или обколовшийся наркоман. Вы думаете так обо всех, кто падает! Так удобней, не правда ли? Можно спокойно пройти мимо или отвернуться. Я был прав! Всегда был прав!»
Он закрыл глаза, пытаясь собраться с силами и морщась от боли, и в этот момент на его руке сжались чьи-то пальцы. Потом его перевернули на спину, приподняли под подмышки, и чей-то голос спросил:
— Эй, парень, ты живой?
Он машинально утвердительно кивнул и тут же испугался, что тот, кто приподнимает его, нащупает повязку, увидит кровь и… Но его усадили на сиденье и сразу же отпустили. Человек открыл глаза и увидел того самого мрачного мужчину, который ехал стоя. Его лицо было раздраженным, а глаза смотрели с неким досадливым сочувствием.
— Спасибо, — хрипло прошептал человек, — но мне…
— Градусом не тянет… а все прочее… — мужчина вытащил сотовый. — «Скорую»…
— Не надо, — прошептал он — почти умоляюще. — Мне лучше, лучше…
— Бесплатно, — мрачно ободрили его.
— Нет… моя остановка… сейчас остановка… мне обязательно надо… только помогите выйти… и все. Пожалуйста.
Он заметил, что теперь все в салоне смотрят на них. Мужчина скривился, словно от зубной боли, потом помог ему подняться и подвел к дверям, крепко и надежно придерживая под локоть. Человек уцепился за поручень и облегченно вздохнул, почувствовав, как трамвай начинает притормаживать.
— Работать — ни-ни, а вот нажраться… — доверительно сказал кому-то неподалеку женский голос. — Хорошо хоть не наблевал!..
— Заглохни-ка, дамочка! — с неожиданной злостью отрезал мужчина — как плетью хлестнул. Женский голос захлебнулся, потом что-то сварливо ответил, но поддерживаемый уже не слушал — двери открылись, и он, дернувшись вперед, вывалился бы в них, если бы мужчина не успел его подхватить.
— Слушай, мужик, давай «скорую» вызову — ты ж на ногах не стоишь!
— Нет, — человек вывернулся из его рук и попятился. — Спасибо… спасибо вам… но… я сам… сам… мне уже лучше… Спасибо!..
Двери захлопнулись, и трамвай неторопливо покатил прочь. Мужчина проводил его сожалеющим взглядом, сплюнул и удивленно посмотрел на человека, который, пошатываясь, брел к темнеющему неподалеку жилому массиву.
Пассажиры междугороднего автобуса, вместо пункта назначения, приезжают в удаленный и изолированный от внешнего мира роскошный особняк. С ними начинают происходить события, не до конца объяснимые с позиций здравого смысла. Мистика и фантастика всё сильнее вторгаются в их существование. Детективно-фантастический сюжет начинает развиваться в стиле «Десяти негритят», но это — только часть авторского замысла. Психологически-мистико-фантастический триллер. Изумительная проработка каждого персонажа. Напряженный и непредсказуемый сюжет.
Негласный глава города никак не мог пригласить молоденькую, никому не известную журналисточку для беседы о природе вещей.
Наше время. Стечение обстоятельств возрождает и развивает необычный талант у художницы-любителя. Это свойство, проявляющееся только в процессе создания картин, усиливаясь с каждой нарисованной картиной, меняет окружающих людей и саму художницу. Воронка событий втягивает в себя всё больше самых разных персонажей и предметов. Сюжет держит в напряжении до самого финала. Яркие образы, динамика, глубоко и достоверно прорисованные характеры героев.
Недавно принесли мне посмотреть один старый фильм ужасов — «Челюсти». Думаю, вы его видели — отвратительно сделанная акула, и большую часть героев в лучших американских традициях красочно рвут на куски. Вы знаете, я смеялся — до того ненастоящим и глупым мне там все казалось, и в течение всего фильма жена смотрела на меня как на сумасшедшего. Ужасы, да? Но я-то знаю, что такое ужас — настоящий. И оттого мне было особенно смешно…