Последнее поколение - [19]

Совещание было объявлено закрытым, но Совет собрался в зале Церемоний. Потому что в Рабочем, где они обычно собирались узким кругом, недавно начали ремонт. Официальной причиной ремонта была названа необходимость замены электропроводки, вмонтированной в стены. Правда же состояла в другом. Что-то стукнуло в голову подозрительного не в меру цергарда Эйнера, и он велел своим людям проверить помещение на предмет прослушивающих устройств. Те добросовестно выполнили приказ, и обнаружили упомянутых устройств столько, что Совет за голову схватился, выслушав доклад. Почему-то каждый из Верховных воображал, будто замечательная идея установить «пиявки» в Рабочем зале, дабы иметь возможность, отлучившись, подслушивать, что говорят о нём соратники за глаза, пришла в голову только ему одному.

Разумеется, все сделали вид, будто не имеют к шпионским приборам ни малейшего отношения и вообще, страшно возмущены. Благодарили соратника Эйнера за бдительность (надо было видеть при этом их кислые физиономии!). Уже на следующий день три бригады ремонтников монтировками сдирали со стен зала богатые, натурального дерева панели, дотоле так удачно скрывавшие от посторонних глаз дорогую суперсовременную аппаратуру.

Зал Церемоний был в этом смысле безопаснее, в нём прежде не велось кулуарных бесед — только расширенные заседания и праздничные мероприятия государственного уровня.

Названию и назначению своему помещение соответствовало в полной мере, роскошь его парадного убранства живо напоминало о жестоких, но великолепных временах Империи эпохи Тараг, когда красота ценилась больше человеческой жизни.

На стенах здесь тоже было дерево, но не светлый кальп, а благородный тёмный савель с поверхностью, чуть бархатистой на ощупь, с узорчатым рисунком годовых колец и особым тонким запахом, сохраняющимся долгие десятки лет. Даже в довоенные времена реликтовый савель был большой редкостью. На территории Федерации произрастало всего несколько заповедных рощ общей площадью не более сорока лекнаров, и заготовка леса в них была запрещена под страхом расстрела. Древесина, украшавшая стены зала Церемоний, была вывезена из империи Сфу, очень может быть, что контрабандой, потому что законы южан были не менее строги, чем у северного их соседа.

Первые же ядерные удары нанесли природе континента такой урон, что драгоценным стал не только савель и кальп, но даже простая амарга, которая прежде шла разве что на постройку сараев. Вот почему у всякого, кто впервые попадал в зал Церемоний, дух захватывало при виде его несметного богатства.

Весь остальной интерьер был под стать стенам: мозаичные полы старинной работы (перенесены из разрушенного императорского дворца и восстановлены почти полностью) вычурная белая лепнина по карнизу (точная реплика с дворцовой же), обтянутая чуть потёртым, но благородным бархатом мебель на витиевато изогнутых ножках. И совершенно невероятная люстра — тысячи хрустальных подвесок, ниспадающе каскадом с широких серебряных обручей.

Люстру эту Репр не любил, подозревал, что однажды она непременно грохнется вниз под собственной тяжестью, прямо на головы сидящим; он старался держаться от неё в стороне. И ещё его стал раздражать потолок — недавно его зачем-то выкрасили в густо-малиновый цвет, отчего помещение стало казаться низковатым, нарушились изначально гармоничные пропорции. Тяжёлый потолок давил на психику, становилось неуютно.

Точно в центре зала стоял на одной толстой ноге большой овальной стол из чёрного шлифованного камня. Хороший стол. Цергарду нравилось во время заседаний изучать собственное отражение в зеркально-гладкой столешнице, нравилось, то, что он там видел. В отличие от большинства соратников, он, Репр, не раздобрел от излишеств, не обрюзг от груза прожитых лет, не утратил подвижности от работы, в которой немалая нагрузка приходится, помимо головы, и на и другую, прямо противоположную и менее благородную часть тела. Он оставался тем же стройным, подтянутым боевым офицером, каким пришёл в этот зал впервые, два десятилетия назад — моложавым, с квадратным подбородком и чётким рельефом мускулов. А разные неприятные мелочи, вроде тяжёлых мешков под глазами и залысин на висках, на отражении были не видны. Очень, очень удобный стол.

Рядом стояли кресла с высокими спинками и подлокотниками — места для членов Совета. Прежде, в самом начале истории Федерации, они не были закреплены за кем-то из них конкретно. Верховные церграды рассаживались вокруг стола каждый раз по-разному, без всякой системы. Таким способом подчиненным давалось понять: в Совете все равны, никакой иерархии. Но была и ещё одна причина: когда возможные недоброжелатели не знают, какое из кресел ты займёшь в следующий раз, им труднее подложить бомбочку тебе под сидение. Но со временем нравы в Совете сделались более цивилизованными, грубые покушения ушли в прошлое, и каждый облюбовал себе определённое место в соответствии с собственными предпочтениями — один любил сидеть лицом к выходу, другой наоборот, спиной, у третьего находились ещё какие-нибудь капризы…

По округлому периметру зала тоже были расставлены ряды кресел, невысоких и неудобных, нарочно сконструированных таким образом, чтобы сидящий оставался в постоянном напряжении. Потому что никто не должен расслабляться в присутствии Верховных, это непозволительная вольность. Радиальные проходы между креслами образовывали девять секторов — по числу ведомств. Лица, допущенные на заседание, размещались так, чтобы находиться за спиной главы своего ведомства. На всякий случай.