Последнее плавание адмирала - [11]

Как выяснил инспектор Ридж, в последний раз слуги видели адмирала Пинестона примерно в четверть восьмого вечера, когда они с племянницей спустились к лодочному сараю, чтобы самим переправиться на противоположный берег к дому викария. Сам адмирал никогда не позволял тревожить себя утром, пока он не позвонит. Это объясняло факт, что никто не знал о его отсутствии. Направляясь к лодочному сараю, адмирал сказал Эмери, что дожидаться его не нужно, но дворецкому следует запереть парадные двери и отправляться спать, оставив снятым засов на двустворчатых окнах гостиной, выходивших на лужайку и на реку.

– Я должен был запереть замок, – произнес Эмери, – но у адмирала Пинестона всегда имелся свой ключ.

– Когда сегодня утром вы спустились вниз, окно было закрыто на засов?

– Нет, – ответил Эмери, добавив, что это ничего не значило. Адмирал почти никогда не опускал засов. Окно было на замке, и грабители вряд ли решились бы зайти со стороны реки.

И после этого он адмирала не видел? Нет. А мисс Фицджеральд? Можно сказать, что да. В том смысле, что когда они с женой ложились спать часов в десять, то видели мисс Фицджеральд идущей по дорожке от лодочного сарая. По крайней мере, они видели ее платье, а саму ее толком в темноте разглядеть не сумели. Адмирала рядом с ней не было, им показалось, что он чуть поотстал, запирая лодочный сарай. Нет, они не видели, как мисс Фицджеральд входила в дом. Возможно, она зашла или остановилась на лужайке. Они с женой не следили – собирались спать.

Вот и все, что сообщил Эмери. Что касалось вопросов о настроении его покойного хозяина предыдущим вечером, он понятия не имел и таращился на инспектора с тупым выражением лица. Тот «похоже, был, как всегда». Адмирал иногда бывал «резок» со слугами (инспектор отметил, что лишь святой удержался бы от резкостей в адрес Эмери по крайней мере с десяток раз на дню), но, кроме этого, дворецкий не мог ничего добавить. Хозяева порой «песочили» своих слуг, словно пропуская муку через сито, но те воспринимали это нормально и не задумывались о причинах. По крайней мере, такие же слабовольные и нелюбопытные, каким казался Эмери. Нет, они с женой служили у адмирала лишь месяц, на должность откликнулись по объявлению, а до этого полтора года работали у благородной семейной пары в Хоуве.

В этот момент, к облегчению Риджа, появилась с виду более умная служанка и сообщила, что мисс Фицджеральд ожидает его в столовой.

«Да она же уродина!» – подумал инспектор, увидев племянницу покойного адмирала. И еще же: «Нет, не такая уж, особенно при удачном освещении. Не удивлюсь, что ей требуется много макияжа. И вот те на! Ну и угрюмое же у нее лицо!»

Мисс Эльма Фицджеральд была очень бледна. Но бледность объяснялась не переживаниями по поводу произошедшего с ее дядей, а скорее являлась свойственной людям с очень толстой, матовой кожей. Она была крупной и коренастой особой, с длинными конечностями и широкими плечами, и, очевидно, смотрелась бы лучше в длинном просторном платье, чем в юбке из твида и джемпере, которые она беспечно надела. Черты лица у нее были крупные, резко очерченные и грубоватые, с широкой нижней челюстью, тяжелым подбородком и почти сходящимися на ее бледном лбу темными бровями. Волосы темные и жесткие, уложенные в плоские косы вокруг ушей, а под глазами, едва открытыми, так что инспектор не смог с первого взгляда определить их цвет, залегли морщины и темные круги. Ему она представлялась непривлекательной, однако в этой женщине присутствовала какая-то изюминка, и при более мягком свете с использованием искусственных средств для осветления кожи и сокрытия морщин она могла бы выглядеть даже привлекательной.

– Да? – обратилась она к нему тоном резким и в то же время немного тягучим. – Что вам угодно?

– Сожалею, что мне приходится сообщать вам, мисс Фицджеральд, – начал инспектор Ридж, – о том, что с адмиралом Пинестоном произошло несчастье.

– Он умер? – произнесла она, и инспектор чуть подпрыгнул от неожиданности.

– Боюсь, да. Но вы… вы ожидали?

– Нет, но ведь полиция именно так сообщает печальные известия? Что случилось?

– С прискорбием сообщаю вам, – ответил инспектор, – что адмирала убили.

– Убили? – Ее глаза на мгновение широко открылись. Темно-серые, почти черные. Они бы прекрасно смотрелись, отметил Ридж, будь ресницы чуть длиннее. – Но… Почему?

Поскольку именно это инспектор и сам бы хотел знать, он немного помолчал.

– Его тело, – наконец проговорил он, – с ножевым ранением в сердце обнаружили сегодня в половине пятого утра в дрейфовавшей вверх по течению лодке.

Мисс Фицджеральд слегка наклонила голову в знак того, что слушает, и, казалось, ждала продолжения.

«Черт бы ее побрал, – подумал инспектор. – У нее хоть какие-то чувства есть? Можно подумать, что я ей сказал о том, что по лужайке гуляет кошка!»

– Боюсь, это станет для вас сильным потрясением, – заметил он.

– Вам нет нужды принимать во внимание мои чувства, инспектор, – промолвила Эльма Фицджеральд, бросив на него взгляд, откровенно говоривший: «И с вашей стороны в высшей степени дерзко касаться их!» – Полагаю, у вас есть предположения, почему… это произошло? Или кто это сделал?