Последнее лето в Аркадии - [48]

Когда я опять посмотрела на него, он уперся взглядом в стену.

— Ладно, давай поговорим, — буркнул он недовольно.

— Мне очень жаль, Фергус.

— Прекрати, Мэдлин. — Голос мужа был глуховатым, усталым. — Твои постоянные извинения сводят меня с ума.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого отстраненного спокойствия, словно речь шла об оплате счетов. Складывалось впечатление, что Фергус совершенно остыл ко мне. В душе нарастал тревожный комок. Я не знала, с чего начать.

В памяти всплыло лицо сына с огромными, полными тревоги глазами, мои руки, лежащие на снежном насте морозилки. Я должна положить конец этим мучениям. Все зашло слишком далеко.

— Я несчастна, Фергус. И Кольм тоже. Да и ты, как мне кажется, не можешь назвать себя довольным жизнью. — Он открыл было рот, чтобы возразить, но я остановила его жестом. — Нет, сначала выслушай меня. — Мне становилось все труднее подбирать слова. Ощущение совершаемой ошибки росло с каждой секундой. — Мне кажется, я схожу с ума. Меня окружают незримые призраки, — выпалила я. — Что бы это ни было, признайся, умоляю! Отнесись ко мне с уважением, не скрывай правды.

— О чем ты? Какой еще правды? В чем я должен признаться? Мэдлин, Христа ради, может, ляжем спать и прекратим этот нелепый разговор? Я устал и вымотался. Я хочу спать, а ты поступай как знаешь.

Фергус собрался отвернуться, даже подушку потянул за угол вниз, но я схватила его за плечо.

Следующие слова полились из меня торопливо, сбивчиво:

— Если у тебя роман, ты должен сознаться! Умоляю тебя, Фергус, будь честен со мной! У меня болит сердце, но речь не только обо мне. Кольм чувствует, что творится неладное, подумай хотя бы о нем! Весь дом замер в предчувствии беды. Он превратился в мавзолей. Я ненавижу этот дом! Раньше я его любила, а теперь терпеть не могу! Ненавижу, когда тебя в нем нет и когда ты дома. Здесь так тихо, словно на кладбище, тишина давит меня, убивает, словно яд. Сам подумай, мы почти не разговариваем. Все молчат! Я будто разваливаюсь на части, жарюсь на медленном огне. Умоляю, сознайся. По крайней мере я буду знать, с чем имею дело и есть ли у меня хоть шанс!

— Ты ненормальная! Я хочу в туалет. — Фергус отшвырнул одеяло и быстро вышел из комнаты.

Мне показалось, что прошел целый месяц, прежде чем его шаги вновь послышались на лестнице. Звука смываемой воды так и не было. Я заставила себя расправить плечи и перестать впиваться ногтями в ладони.

Я ожидала, что Фергус ворвется и начнет возмущенно кричать. Или выложит мне наскоро состряпанную историю, в которой все будет выглядеть достоверным, но найдется множество неувязок лично для меня.

Вместо этого Фергус вошел в спальню тихо, лицо его было бледным. Походка была совсем не агрессивной, он даже запнулся за край ковра, но вроде бы и не заметил этого.

Я смотрела на него в немом ужасе. Боже мой, мелькнула в голове стремительная мысль, он собирается во всем признаться!

Теперь, когда настал момент истины, я не желала ее слышать. Я молилась всем сердцем, чтобы страшные слова не слетели с губ мужа. Мне хотелось взять назад свой вопрос. Выключить бы свет и вернуться в ту минуту, когда я протянула руку к торшеру! Я бы ни за что его не включила!

Я подавила растущую панику и молча ждала, пока Фергус сядет на край кровати ко мне спиной, как можно дальше от меня.

— Я должен был сознаться во всем гораздо раньше, — вымолвил он. — Прости, Мэдлин, я встретил другую.

Глава 16

Может, это покажется вам мелодраматичным, но в тот момент для меня словно остановился мир. Я ждала признания, была к нему готова, но это нисколько не ослабило той боли, что пронзила все мое тело. Да, мир затих, замер на мгновение, словно оттягивая момент, когда все начнет распадаться на осколки. Когда я читала описания чувств в романах, они всегда казались мне чрезмерными. Героини страдали так ненатурально! Они немели от боли, падали в обморок, хватали ртом воздух. И я втайне посмеивалась над буйной фантазией автора.

Но я сама потеряла дар речи. Перед глазами поплыло, и сознание принялось цепляться за реальность, словно опасаясь померкнуть. Я была на грани обморока. Мир заглох, как мотор. И к этому нечего добавить. Я боялась моргнуть, была в страхе оттого, что неосторожное движение, любой вздох снова раскрутят мир, заставят бешено вращаться, и я потеряюсь в этом движении, сгину в никуда.

Я не мигая смотрела Фергусу в спину. Он медленно обернулся. На воротничке его пижамы засох мазок зубной пасты. Эта голубая клякса показалась мне такой родной, знакомой.

Я сделала осторожный вздох, и реальность навалилась на меня. Странное облегчение (ведь я так давно жила в напряжении) смешивалось с животным ужасом. Ногти снова впились в ладони.

— Кто она? — услышала я свой почти спокойный голос.

— Какая разница?

— Для меня разница есть.

— Почему я должен сообщать тебе ее имя? — Фергус шарил глазами по моему лицу. — Эта информация не облегчит твоих страданий. И меньше всего мне нужно, чтобы ты закатилась к ней и устроила скандал.

В груди у меня почти ощутимо хрустнуло. Может быть, что-то надломилось в сердце. И вслед за этим тело наполнил холодный гнев, чистый в своем неистовстве. В голове прояснилось, и мне внезапно стало легче.