Последнее лето в Аркадии - [35]

Когда Рита узнает новые подробности о проблемах Терезы и Джерри, она сразу свяжется со мной. Или мне позвонить Тесс самой?

Но я не могу заставить себя даже посмотреть на телефон. И что в нем такого страшного? Ведь это просто техника для коммуникации. Однако я обхожу трубку стороной, по большому кругу, стараясь даже не смотреть в сторону белых кнопочек на черном пластике. Особенно когда думаю о Тесс. Замкнутый круг какой-то! Чем более виноватой я себя чувствую за то, что не звоню, тем труднее мне набрать номер. И тем сильнее чувство вины. Телефон взирает на меня со стены с немым укором, словно пластиковый судья.

Я заставлю себя позвонить Тесс. Вечером. Чего бы мне это ни стоило! Тогда она уже будет знать, какое их с Джерри ожидает будущее. К тому же после шести звонки дешевле, да. Надо быть бережливей.

А наша Рита — молодец! Вот уж кто настоящий друг! Из нас троих она самый отзывчивый человек. Уж точно более чуткий, чем я. Преданная, добродушная Рита, готовая прийти на помощь раньше, чем ее позовут…

Жаль, но наш тройственный союз потихоньку распадается. Наша дружба уже не та, что была когда-то.

Нет, я не должна думать о том, что мы пойдем каждая своей дорогой. Я надеюсь, что все будет хорошо и есть те, кому я дорога и кому небезразлично происходящее со мной.

Впрочем, о чем это я? Может, и лучше, что мы Ритой и Тесс немного отдалились друг от друга. Я же вижу, с какой жалостью они смотрят на меня! Ненавижу эти взгляды! Будь мы сейчас ближе, эти две уже принялись бы копаться в моей жизни, советовать, лезть в Душу…

Господи, как же мне погано! Я так стараюсь держаться, но на это уходят последние силы. Подругам не понять, каково мне. Я близка к мысли, что алкоголь сейчас — мой единственный друг и защитник от жестокой реальности.

Вот уж не думала, что сама, лично, признаю это. Конечно, я еще не спилась и даже не близка к этому. Что бы мне ни говорили, я знаю, что не алкоголичка! Врачи, подруги — все они ошибаются. Ведь я не ползу до дома из бара на карачках, не сажусь пьяной за руль, не падаю лицом в салат и не становлюсь агрессивной в подпитии. Я просто снимаю спиртным стресс. Поверьте, я не пью до шести вечера! То есть почти никогда не пью. Я не спиваюсь, Богом клянусь.

И где же этот Бог, когда он так мне необходим? Я бы не прочь сейчас ухватиться за любую, пусть самую непрочную, соломинку, даже за религию, но отчего-то из души прет такой цинизм, что это становится невозможным.

Каждый раз, подумав об этом, я хватаюсь за стакан. Иногда я делаю это сознательно, с этакой горькой усмешкой, махнув рукой на все. Чаще это выходит словно помимо моей воли, а если я пытаюсь остановиться, в груди начинает полыхать настоящий пожар, испепеляющий то малое, что там еще осталось.

Последнее время я живу на чае и тостах. Сейчас, сидя в кресле в гостиной, я имею возможность наблюдать целую батарею немытых чашек и тарелок. Они громоздятся на столе и даже на подоконнике. Когда чистых тарелок не остается, я беру пиалки и миски из подарочных наборов, что годами пылились на полках. Когда я встаю, чтобы взять из шкафчика стакан, под ногами хрустят крошки.

Вроде прошло всего две недели. Неужели? Порой мне кажется, что в подобном вакууме я существую уже целую вечность. Время словно остановилось, вытянулось как жвачка.

Когда-то эта кухня выглядела уютной и чистой. Конечно, кое-что можно было усовершенствовать, но в целом деревянные шкафчики, когда-то модные, смотрелись очень мило. Сейчас я бы с большей радостью пялилась на полированную поверхность из нержавейки. Да, я бы убила за нержавейку!

Впрочем, что это я? Мне глубоко безразлично, из чего сделана моя кухня. Даже если бы она была из картона, что бы это изменило? Теперь она была бы столь же запущенной и грязной, как и любая другая. У меня сейчас нет ни сил, ни желания что-либо менять. Да и зачем? Ради кого? Не ради себя же?

Я отправила Кольма к своим родителям на летние каникулы, надеясь, что подальше от меня ему будет лучше. Еще месяц, и начнется учеба в колледже, а бедняге надо отдохнуть. Да и мне сейчас без него легче. Он так смотрел на меня, когда слонялся поблизости! У него в глазах я видела мольбу и жалость, и это вызывало во мне лишь раздражение. Для нас обоих его отъезд лишь к лучшему.

Мы плохо спали, вернувшись из Франции. И я и Кольм. Я слышала, что ночами он мечется по комнате или стучит пальцами по клавиатуре компьютера словно безумный. Это могло длиться часами, и к тому времени, когда он ложился спать, я уже скрежетала зубами. Сын совсем перестал общаться с друзьями в реальной жизни. Он словно прирос к своему ноутбуку, стал одной из его запчастей. Это тоже стало одной из причин, по которой я отправила его в Корк. Там Кольм хотя бы будет дышать свежим воздухом, а многочисленные родственники не позволят ему круглые сутки проводить у монитора.

Конечно, он не хотел ехать. Мы даже поругались, причем непривычно, едва сдерживая ярость. Хотя потом мы и помирились, мне никогда не забыть, что в запале сказал сын. То есть я бы и рада забыть, но не могу.

Когда я предложила Кольму на две недели поехать в Корк, чтобы мы с Фергусом могли наедине решить наши проблемы, сын по-настоящему психанул. Другого слова мне просто не найти.