После войны - [35]

Навстречу им брела группа немок с плакатами на груди. Сначала Рэйчел подумала, что женщины против чего-то протестуют, но, подойдя ближе, увидела, что к плакатам приклеены фото мужчин – мужа, брата или сына – и написано, кто это, а также адрес и просьба сообщить хоть какую-то информацию о пропавшем без вести. Внимание Рэйчел привлекло лицо на первом плакате. Мужчину звали Роберт Шлосс, он работал кассиром. На голове обыкновенная пилотка. Очки в оправе. Линия подбородка и открытое выражение лица напомнили ей Майкла. Ей вдруг захотелось узнать больше об этом человеке. Узнать все. Контактный адрес…

– Bitte? – Немка с надеждой посмотрела на нее. – Haben Sie ihn gesehen?[37]

Рэйчел оторвала взгляд от плаката и посмотрела на женщину. Элегантная шляпка удерживалась на голове завязанным под подбородком шарфиком, но загнутые вверх поля придавали ей сходство с капором, и в результате женщина выглядела как крестьянка. Отчаяние в ее глазах мешалось с надеждой, что Рэйчел каким-то непостижимым образом узнала что-то о ее пропавшем муже и приехала сюда именно для того, чтобы сообщить хорошие новости.

– Haben Sie ihn gesehen? – повторила немка.

Миссис Бернэм решительно взяла Рэйчел за локоть.

– Конечно нет! Lassen Sie sie in Ruhe![38] – Она отмахнулась от женщины в шляпке и пробормотала: – Не забывай, они охотятся за нашими мужчинами.

Миновав то, что в обычной жизни было бы парадным входом, они прошли к неприметной боковой двери. Посторонний никогда бы не подумал, что входить в магазин надо через эту дверку. Закрашенная витрина не позволяла ничего рассмотреть внутри.

– Считается, что немцам лучше не видеть, что там есть, чтобы не знать, чего они лишены, и не завидовать, – объяснила миссис Бернэм. – А по-моему, от этого только хуже.

Рэйчел согласилась. Прятать – только дразнить прохожих. Уж лучше открыто признать, что товары, лежащие за стеклом, недоступны большинству горожан и что, как бы ни утверждала обратное Контрольная комиссия, в зоне существует двойная экономика: одна – для проигравших, другая – для победителей.

– Знаешь, что я думаю на самом деле, – продолжала миссис Бернэм. – Я думаю, Контрольная комиссия хочет, чтобы немцы считали, будто мы богаче, чем оно есть на самом деле. Вопрос чести – страна-победитель должна выглядеть могущественным богачом.

Содержимое магазина лишь подтверждало эту циничную точку зрения. Непроницаемой для взглядов витриной британцы прикрывали не роскошь, не богатство, а их отсутствие. Привелись немцам заглянуть сюда и увидеть предлагаемый ассортимент, они немало удивились бы его скудости и, возможно, задумались о том, как может управлять ими страна, которая едва кормит себя саму.

– С этим магазином меня примиряет только одно: я знаю, что выбор здесь лучше, чем у моей сестры в Ист-Шине. В Англии сейчас даже хлеб по карточкам. Ты можешь этому поверить? Карточки на хлеб! Этого даже в войну не было!

Чего здесь было много, так это джина. Целая стена: «Гордон’с», «Лондон драй», «Бут’с». Присутствие знакомых марок вселяло уверенность; проблемы, преследующие прочие отрасли, похоже, обошли стороной производителей алкоголя. Судя по всему, проверенные временем напитки били из земли, подобно нефти. С ними проблем не было. Джин, как прекрасно знал каждый комиссар, генерал и комендант, способен скрасить жизнь даже на самом унылом аванпосте и поднять дух самым отчаявшимся слугам империи.

Именно к полкам с джином и направилась миссис Бернэм в первую очередь.

– Кит жалуется, что без тоника у него вкус парафина, но, как говорится, бедняки не выбирают. Одному богу известно, когда еще мы попробуем тоник. Но пока есть вермут, будем пить джин с ним. Пока есть «Ангостура биттерс», будет розовый джин, и, конечно, если есть апельсиновый сквош, то будет и джин с апельсиновым соком! Так что жаловаться не приходится. Продержимся, а там и парни с тоником появятся. А до тех пор будем изобретать. Посмотри, как все дешево! Четыре шиллинга за бутылку! Они же явно хотят, чтобы мы все тут упились. Что ж, пойдем им навстречу. Кроме того, думаю, губернаторской жене пора бы приступить к своим общественным обязанностям. – С этими словами миссис Бернэм схватила за горлышко четыре бутылки и опустила их в сумку.

В магазине никто даже не пытался выложить товары покраше. Продукты и напитки просто стояли рядами в ящиках. На Рэйчел подобное убожество подействовало, как ни странно, успокаивающе. Ей никогда, в общем-то, не нравилось ходить по магазинам, а здесь процесс был предельно упрощен: в одном ряду лишь один продукт. В этом было что-то футуристическое. Как и в том, что расплачивались за покупки купонами или восьмиугольными «монетами» из картона, что только усиливало ощущение неправдобности.

Между тем в торговом зале царила атмосфера едва прикрытой истерии. Некоторые из женщин разоделись так, словно отправились в театр. Сама Рэйчел тоже постаралась принарядиться, облачившись в костюм-двойку, чуть более щеголеватый, чем того требовала ситуация, дополнив его нейлоновыми чулками, капелькой парфюма и гигиенической пудрой, но все равно чувствовала она себя не в своей тарелке, причем не из-за дискомфорта и даже не из-за «фрагментации личности» – этот диагноз поставил доктор Мейфилд. Просто магазины всегда выбивали ее из колеи.