После смерча - [16]

— Данила Гаврилович, — обратился Роман к директору, — фриц, видно, свихнулся?

— Похоже, разнесло их своей же бомбой, вот и не выдержали нервишки. Моральные слепцы, поверившие в геббельсовскую пропаганду! А теперь вся вера насмарку — и тупик. Помню, в сорок первом взяли мы в плен солдата, так он чуть ли не на коленях умолял, чтобы его расстреляли, потому что он, видите ли, изменил своему фюреру. В бою перетрусил, наши матросы и взяли его живьем. И вот теперь то же самое, только с обращением к господу богу.

— А мне жаль его. Когда вы крикнули, ему показалось, что это отец зовет его, от смерти спасает. В партизанах говорили, что я был хорошим воином, награждали, но врага, который поднимал вверх руки, я не убивал. Иногда, правда, оторопь брала, когда оставался с пленным один на один, но боязнь эта никогда не толкала на крайний шаг — убить его.

Директор погладил свою клинообразную бородку, взглянул на Романа, улыбнулся:

— Я припоминаю твои высказывания при поступлении в техникум. Тогда ты говорил, что считаешь себя неучем, проскитавшимся три года по лесам и болотам. Нет, сынок, для тебя это был своеобразный институт. Ты уже тогда всерьез задумывался о предназначении человека на земле. Не зря, видно, тебя хвалили. Не сомневаюсь, что был ты настоящим бойцом и, как теперь убедился, человеком доброй души. Вот только молод еще и не знаешь, что стоит родителям вырастить сына, а потом вдруг потерять его. Но ты это понял доброй душой своей. Мой сын тоже погиб в бою, мне его орден Отечественной войны прислали.

— Неужели немцы на фронте не понимают, что их песенка спета? — спросил Роман.

— Когда они рвались на восток, то все на своем пути разрушали, а мы вслед за фронтом восстанавливаем, строим. Гитлеровское командование знает об этом и всячески старается скрыть эти факты от своих солдат.

— А какие же выводы делают немцы из того, что мы строим?

— Строить, созидать могут только победители, потому что советские люди уверены — наши города и села отвоеваны нами навсегда. Бери, Зимин, свою взрывчатку, ребята уже заканчивают латать окно, и пойдем к коробке, которую нам выделил исполком для заготовки кирпича.

— Вот это дело, а то, признаться, надоело один только немецкие взрывы слышать, — рассмеялся Роман и побежал в подвал.

Вскоре он вернулся оттуда с вещевым мешком, где лежал припасенный им тол. На занятия Роман ходил в солдатской форме и теперь напоминал солдата, готового к выполнению боевого приказа.

К стене, предназначенной для взрыва, Данила Гаврилович и Роман пришли первыми. А за ними привел свою роту Федор, командиром которой его назначили одновременно с назначением Романа комсоргом техникума и командиром батальона.

— Мешает нам немного вот этот дом, — показал Роман на многоэтажное жилое здание.

— Что, боишься, как бы и его не задело? Сколько же у тебя тола? — усмехнулся Федор.

Директор сказал, что не знает подрывного дела и потому ничего посоветовать не может.

— Тола хватит, вот только опасаюсь: мало заложишь, в стене лишь дыру пробьет. Заложишь больше, стекла из окон у соседей повылетают. Ладно, была ни была! Долбите нишу вот здесь, — показал он рукой.

Роман предусмотрел все меры предосторожности на улице. Расставил ребят даже в подъездах соседнего дома. Когда подаст команду, прохожие будут остановлены.

Вскоре Роман попросил Данилу Гавриловича отойти в сторону. Зашипел огнепроводный шнур, и из ниши заклубился сизый дым. Роман перебежал на противоположную сторону улицы и остановился. Он был ближе других к месту взрыва. И вдруг как рванет! Угол стены откололся и, охваченный тучей пыли, рухнул на землю.

Роман не зря боялся за соседний дом. Там сразу же зазвенели стекла. Все бросились к месту взрыва, а Роман направился к зданию, где на двух этажах были разбиты стекла окон. В окнах он не увидел ни одного человека. Люди, наверное, перепугались и не решались выглянуть во двор. Вскоре страх, очевидно, прошел, и в темных провалах окон начали появляться лица жильцов. Пожилой человек осторожно спросил у Романа:

— Что случилось, кто-нибудь на мине подорвался?

— Нет, это мы стену взорвали, — потянуло Романа за язык.

Вот тут-то все и началось. Старик стал ругаться, угрожать. Роман пытался успокоить его, сказал, что они сами вставят стекла. Их перепалку услышали женщины и, словно сороки, застрекотали в тон старику.

Учащиеся столпились на месте взрыва, не обращая внимания на весь этот шум. Две стены потрескались, и в них мягко входил лом.

— Одну стену мы сейчас развалим, вот здесь немного подолбим — и она сядет, — сказал Федор.

Директор пошел в подъезд, чтобы успокоить жильцов. В скором времени к месту происшествия подъехал «газик». Из машины выскочил милиционер.

— Кто взорвал стену? — спросил он у студентов.

— Я, — ответил Роман и вышел вперед.

— Чем вы взорвали?

— Обычным тротилом.

— А где ты его взял?

— Есть он у меня.

— Ах, есть. Тогда пойдемте, гражданин, в машину.

Роман провел взглядом по этажам, окнам с выбитыми стеклами, хотел сказать милиционеру, чтобы он поговорил с директором, но передумал, махнул рукой и пошел к машине.

У Романа и в мыслях не было, что у него в связи с взрывом могут произойти серьезные неприятности. Но когда они подъехали к длинному бараку с решетками на окнах, ему как-то стало не по себе. Тем более что милиционер грубо крикнул: «Вылазь!» — и повел его перед собой по длинному коридору. В конце коридора за столом сидел дежурный лейтенант. Роман узнал его и криво усмехнулся: «Вот, соперничек, и встретились». Лейтенант притворился, что не узнает Романа, и приказал милиционеру обыскать его. Роман был вне себя от ярости, он оттолкнул руку милиционера и, стиснув зубы, посмотрел на лейтенанта.