После первой смерти - [55]

— Это не одно и то же.

— В чем же разница?

— Ты сама знаешь в чем.

— Возможно.

— Я собирался вернуться к своей работе, — сказал я. — Я хотел снова преподавать. Сейчас я не чувствую, что мне это по зубам.

— Может быть, у тебя все-таки получится.

— Нет, это очевидно.

— Ты можешь заняться чем-нибудь другим.

— Чем?

Наступило молчание. Потом она сказала:

— Я хотела бы выразить это лучше. Я знаю, что хочу сказать, но не нахожу слов.

— Продолжай.

Она отвернулась от меня. Потом тихо и ясно произнесла:

— Я не знаю, какая кому из нас от этого польза, но я люблю тебя, Алекс. Вот и все.

В маленькой спальне, где она не ложилась в постель ни с кем, кроме меня, я сказал:

— После запоя я не в очень хорошей форме. Я могу разочаровать тебя.

— Алекс, детка...

— Какая ты мягкая.

— Детка...

— Какая теплая.

И потом, в теплой, сладкой темноте, я сказал:

— Ты никуда сегодня не пойдешь. Ты останешься здесь.

— Да.

И ни я, ни она не сказали ни слова о завтрашнем дне.

* * *

Она осталась дома на следующую ночь и на ту ночь, которая шла за этой. Но еще через сутки она сказала мне, что ей нужно ненадолго уйти.

— Останься.

— Ты знаешь, мне нужно идти.

— У меня есть деньги.

Она начала плакать. Я не понял почему и ждал, а она сказала:

— Алекс, то, что я шлюха, само по себе уже плохо. Но я не хочу быть твоей шлюхой, я не стану делать этого, я не буду брать у тебя деньги и покупать на них марафет.

— Ты без этого не можешь?

— Ты знаешь, как я живу. Ты видел меня. Ты знаешь, кто я такая.

— Ты могла бы бросить?

— Не знаю.

— Раньше ты бросала.

— Да. Несколько раз.

— А сможешь бросить опять?

— Бросать легко. Сколько раз ты бросал курить? А потом снова начинал?

Мы довольно долго спорили, а потом она, конечно, ушла, как и собиралась, а мне впервые после запоя захотелось выпить. Но я остался в квартире и приготовил себе кофе. Ее не было несколько часов. Когда она вернулась, то прошла прямо в душ и стояла под душем полчаса. Потом она в спальне сделала укол, а после вышла, посмотрела на меня и заплакала.

— Не знаю, — сказала она. — Просто не знаю.

— Мы попробуем.

— Я просто не знаю.

— Ты знаешь, я люблю тебя.

— Знаю. Иначе ты не мог бы меня вынести.

— Мы попробуем.

— Что мы с собой делаем, Алекс. Что мы делаем друг с другом.

Она тяжело опустилась на диван.

— Сегодня я не смогла отключиться. Мне приходится это делать всякий раз, отключаться и действовать, как автомат. Сегодня у меня не получилось, я думала, что меня стошнит. Мне хотелось умереть.

— Не думай об этом.

— Есть такое средство, метадон. На тот случай, когда хочешь бросить. С ним легче. Тебе нужно будет помочь мне.

— Я помогу.

— Алекс, я не могу ничего обещать...

— Мы попробуем, только и всего.

— А если я сорвусь?

— Я тебя вытащу.

— Ты не бросишь меня?

— Не брошу. Никогда.

* * *

Она сорвалась всего один раз, а потом выправилась и встала на ноги. А потом, после метадона, кодеина и тиамина, когда врачи уже сделали все, что смогли, чтобы очистить ее организм, мы уехали из Нью-Йорка и приехали сюда. В маленький городок в Монтане, где воздух можно пить, а водой — дышать, в городок, который находится в трех тысячах миль и в нескольких сотнях лет от Таймс-сквер.

Мы изменили имена, и если кто-то и знает о нашем прошлом, то нам об этом ничего не говорят. Мы купили маленький ресторанчик и живем в трех комнатах над ним. Готовлю в основном я — и, кажется, у меня это неплохо выходит. Джеки набирает вес и выглядит лучше, чем когда-либо. У нас не получается зарабатывать много денег, но много нам и не нужно. А когда владеешь рестораном, в доме всегда есть еда.

Поймите правильно, наша жизнь не усыпана розами. Мы не знаем, как у нас все сложится. Неизвестно, как все может повернуться. Непонятно, чем все закончится. Но настоящее, по-моему, важнее будущего. И уж конечно, гораздо важнее прошлого.