После меня - [94]

– Он идеален, – говорит Ли. – Да, именно идеален.

– Я знаю. Мне очень нравится его маленький носик.

– Видимо, его носик похож на твой.

– Нет. Наш малыш во всем похож на тебя.

– Теперь мы знаем, что это мальчик, – говорит Ли. – Мне можно уже начинать предлагать имена?

Я чувствую, что мои пальцы сдавили листок бумаги сильнее.

– Да, можно, – говорю я. – Соглашусь ли я с каким-нибудь из них – это уже второй вопрос.

– У меня есть только один вариант, – говорит он. – Ты, возможно, помнишь. Это – Гаррисон.

Я, тяжело сглатывая, киваю. У меня, похоже, появляется еще один шанс. Возможно, я все еще могу изменить ход событий. Но я боюсь, что, если предложу другое имя и Ли согласится на него, Гаррисон на белый свет не появится. Может быть, с этим ребенком что-то случится и я потеряю его. Сейчас я, по крайней мере, знаю, что мальчик с именем Гаррисон точно будет жить в будущем – пусть даже меня в этом будущем и не будет.

– Гаррисон – это замечательно. А может, давай пока будем называть его по первой букве – «Г»? Я не хочу, чтобы люди знали его имя, пока он не родится.

– Не возражаю, – пожимает плечами Ли. – По-моему, это даже прикольно – держать что-то в секрете аж до самого рождения.

Я улыбаюсь ему. У меня такое ощущение, будто я выиграла для себя еще немного времени. И теперь мне нужно использовать это время с умом.

Ли высаживает меня возле подъезда нашего дома. Он договорился, чтобы мне сегодня дали отпуск на полдня – на тот случай, если наше пребывание в клинике затянется. Кроме того, я ему сказала, что хотела бы заглянуть после клиники домой, привести себя в порядок и переодеться.

Уезжая, он машет мне рукой. Он сейчас едет на встречу с клиентом в город Харрогейт. Я захожу в дом через парадную дверь и нажимаю кнопку, чтобы вызвать лифт. Тот приходит почти сразу же. Я захожу, и двери лифта закрываются. Я кладу ладонь на свой выпирающий живот и глажу его.

– Я вижу тебя, «Г», – говорю я. – Я теперь точно знаю, что ты там. И я жду не дождусь встречи с тобой. Я буду очень хорошо о тебе заботиться. Обещаю.

Двери открываются. Я выхожу и, вынув из кармана ключ, вставляю его в замок и отпираю дверь. Я кладу свой рюкзак на пол в прихожей, все еще держа распечатку с изображением «Г» в руке. Иду на кухню, намереваясь прикрепить листок с помощью магнитика к холодильнику. Я буду такой же, как и все другие беременные женщины в нашей стране. Я буду самой что ни на есть нормальной, и это будет самая обычная беременность. Я буду делать всю ту сентиментальную чепуху, которую делают другие женщины, потому что все, чего я сейчас хочу, – так это чтобы все было нормальным.

Дверь ванной открывается. Я чувствую, как внутри меня все похолодело. Из ванной появляется темная фигура, несущая что-то в руках, и я вскрикиваю. Я вскрикиваю так громко, что этот звук, вырвавшись у меня изо рта, еще долго вибрирует где-то внутри. Я слышу, как кто-то ахает и что-то роняет, а потом вижу пристально смотрящую на меня молодую худощавую женщину в хиджабе. В ее темных глазах – испуг.

– Извините, – говорит она на чуть ломаном английском. – Это я, ваша уборщица. Я вовсе не хотела вас пугать.

Я киваю ей, тяжело дыша, и жду, когда ко мне вернется дар речи.

– Все в порядке, – говорю я, наклоняясь, чтобы поднять щетку, которую она уронила, и передаю ее ей. – Я забыла, что вы будете находиться здесь.

– Спасибо, – говорит она, беря у меня щетку. – Вы – миссис Гриффитс. Я видела вас на фотографии. – Она показывает в сторону гостиной. – Простите меня за то, что я смотрела, но это очень красивое платье.

– Спасибо, – отвечаю я, и мое дыхание снова становится нормальным. – Пожалуйста, называйте меня Джесс.

Она вытирает руку о фартук и протягивает ее мне:

– Рада с вами познакомиться. Меня зовут Фарах.

Джесс

Ноябрь 2008 года

Когда поезд трогается с вокзала в Лидсе, вагон, в котором я нахожусь, полностью забит пассажирами. Я поехала в Лидс сразу после окончания занятий в школе, чтобы купить подарок Сейди на ее день рождения, но теперь я жалею, что не подождала до уик-энда. Я обычно не езжу на транспорте в час пик. Мне не нравится ощущение, что чье-то тело прижато ко мне. Я не хочу делать вдох в тот момент, когда стоящие рядом люди делают выдох. Мне нужен собственный воздух, свое собственное пространство.

Можно было бы протиснуться дальше, в глубину вагона, где чуть-чуть посвободнее, но я не хочу находиться слишком далеко от рукоятки аварийного выхода. Если случится какая-то авария, то именно возле этого выхода мне и необходимо быть. В идеале – между нею и той штукой, которой можно разбить стекло. Я пытаюсь найти место, с которого я видела бы и то, и другое. И мысленно прокладываю свой маршрут к ним: пройти мимо женщины с большой розовой сумкой и остановиться как раз перед мужчиной средних лет с бородой и в очках. Они, скорее всего, в случае аварии не предпримут никаких решительных действий. Когда происходит авария, люди цепенеют. Ну, во всяком случае, некоторые люди – я об этом читала. Их парализует страх. Вот почему нужно всегда быть начеку и надеяться лишь на самого себя. Нельзя рассчитывать на то, что другие люди хорошо проявят себя в критической ситуации. Поэтому при каждой своей поездке я в первую очередь продумываю, как выберусь наружу в случае аварии. Иногда мне приходится отходить подальше от толстых людей, поскольку я опасаюсь, что они при аварии могут упасть и придавить меня своим весом. Не было бы ничего хорошего, если бы единственный человек в вагоне, который знает, как себя вести в случае аварии, вдруг оказался бы прижатым к полу чьей-то толстенной задницей.