После Куликовской битвы - [4]
Если это так, то надо как-то объяснить, почему во главе левого «крыла» на Воже стоял не сам Олег Иванович, а его однородец.
Существует единичное известие о ранении великого князя рязанского («изстрелян») во время нападения татар на Переяславль – Рязанский после разгрома царевичем Арапшей нижегородских ратей на р. Пьяне в 1377 г.[38]. В историографии оно воспринимается с доверием[39], и только В. А. Кучкин датирует ранение Олега Ивановича иначе, осенью 1378 г. Исследователь связывает его с карательным набегом этого года Мамая на Рязань[40], хотя все, что летописное известие сообщает о рязанском князе, это то, что последний «не приготовился бе и не ста противу их (татар. – А. Л.)», а «перебежа за Оку». Если ранение рязанского князя имело место все-таки в 1377 г. и именно его тяжкие последствия не позволили Олегу Ивановичу принять самому участие в битве на Воже, то появление во главе объединенных рязанских и пронских ратей пронского князя выглядит объяснимым.
Возвращаясь к вопросу о существовании в момент Куликовской битвы договора между московским и рязанским великими князьями, заметим, что гипотетическое участие рязанцев и очевидное прончан в битве на Воже вряд ли обуславливалось наличием докончаний. Общая военная опасность легко могла сделать князей – родственников союзниками и друг друга, и московского князя без фиксированных в документе взаимных обязательств. Князья действовали как самостоятельные суверены, а не вассалы «брата стареишего».
Таким образом, говорить о наличии в канун Куликовской битвы письменного договора, обязывавшего рязанского князя выступить на стороне Москвы и, соответственно, о нарушении Олегом Ивановичем взятых на себя ранее обязательств, оснований нет.
Что же касается другого признака существования договора московского и рязанского князей в канун сражения на Дону, фиксированной московско-рязанской границы, то, похоже, до лета 1381 г. ее все-таки не существовало.
Своеобразной естественным ркбежом между княжествами была Ока. В княжение великого князя Ивана Даниловича Калиты Московское княжество распоряжалось некоторыми волостями на правом, «рязанском» по терминологии договора 1381 г., берегу Оки[41], равно как в это же время существовали и рязанские владения на «московском» окском левобережье[42]. В 1358 г. «посолъ из Орды царевъ сынъ… Мамет Хожа», прибывший в Рязань, «к великому князю (московскому. – А. Л.) Ивану Ивановичю присылалъ о розъезде земля Рязаньскыя»[43]. Суть этого московско-рязанского пограничного спора, в котором какая – то роль отводилась и Орде, неясна, но А. А. Горский справедливо полагает, что речь могла идти о рубежах вдоль течения Оки[44], а по сведениям В. И. Татищева миссия «посла» носила совершенно конкретный характер – «царевъ сынъ… име… власть утвердити нерушимыи и непревратимы поставити межи» и, «доброхотствуя резанскому, хосчет Лопасню и другие волости тому отдать»[45]. Если это так, то в исходе 50-х гг. XIV в. вопрос о московско-рязанских границах еще не был юридически отрегулирован, но, похоже, он оставался в таком же «подвешенном» положении вплоть до 1381 г.
Есть и другое указание на отсутствие в 1380 г. ясности с границей по Оке. В московско-рязанских отношениях вплоть до лета 1381 г. камнем преткновения был долгий спор за две приокские территории, Коломну и Лопасню.
Коломна перешла к Москве задолго до эпохи Куликовской битвы, скорее всего, еще в начале XIV в.[46]. Потеря Рязанью «Лопастны» имела место тогда же, но, в отличие от Коломны, за возвращение Лопасни Олег Иванович воевал с московскими князьями, причем результативно[47]. Располагавшаяся по обоим берегам Оки, «Лопастна» в результате военных действий 1353 г. оказалась поделенной между княжествами: левобережные «лопастненские места» так и остались за Москвой, саму же правобережную «Лопастну» Рязань в итоге смогла вернуть де-факто в состав удельных земель[48].
В любом случае для наследников Ивана Калиты бывшие некогда рязанскими коломенские владения на левобережье Оки продолжали оставаться территориями, государственная принадлежность которых, очевидно, вплоть до заключения договора 1381 г. не считалась окончательно решенной. В духовной грамоте московского князя Ивана Ивановича (ок. 1358 г.) предусматривалась ситуация, при которой «могут искати из Орды Коломенскихъ и Лопастненскихъ мест»[49]. Авторы, не обратившие внимания на то, что оба «места» ранее были рязанскими, считают, что в завещании говорится о возможном предъявлении ордынскими ханами своих прав на Коломну и Лопасню
