После казни - [87]

— Готовы? — спросил блокфюрер, когда мы явились. — Берите четыре фляги, прячьте — еще раз прорепетируем, — сказал он, поглядев на часы.

Репетиция прошла успешно. После этого Ауфмайер позвал капо Зигфрида, и тот повел нас к эсэсовской кухне. Капо привел нас в зал раздачи, откуда через широкий проем в стене через стеклянные перегородки была видна вся кухня.

Ничего подобного я еще не видел в своей жизни. Кухня была оборудована по последнему слову техники и больше напоминала лабораторию какого-нибудь научно-исследовательского института. Котлы, кастрюли, посуда, столы и вспомогательные механизмы — все поражало необычайной, я бы сказал, стерильной чистотой. Трудно сказать, сколько узников убирали тут по ночам, драили и начищали до ослепительного блеска специальными порошками и пастами каждый металлический предмет, кафельный пол и стены.

Рядами, строго симметрично стояли закрытые шароподобные котлы, оборудованные термометрами, манометрами и еще какими-то приборами. В другом конце кухонного зала выстроились в ряд белые кафельные плиты, на которых жарилось мясо. А над ними были вытяжные трубы, выкрашенные в белый цвет. Котлы, плиты и прочие подсобные механизмы работали на электричестве. Ни пара, ни дыма, ни копоти.

На кухне трудились десятки поваров из числа немецких заключенных. Все они были как на подбор рослые, крепко сбитые, пышущие здоровьем парни. На каждом был белоснежный, накрахмаленный и тщательно отутюженный халат, на головах — пышные поварские колпаки. За работой поваров-узников наблюдали специалисты-эсэсовцы в таких же белоснежных халатах. Но на головах у них были не колпаки, а эсэсовские пилотки, а на поясах висели неизменные парабеллумы. Кессели, наполненные горячей пищей, из главного зала кухни вывозили на специальных тележках-автокарах в зал раздачи. Снабженные колесами с надувными шинами, тележки двигались плавно, бесшумно, а специальное устройство позволяло водителю одним нажатием педали поднимать тяжелые кессели до уровня эстакады, где двое подсобных рабочих, подхватив кессель, ставили его на эстакаду и толчком отправляли вниз. Дальше кессели двигались уже сами, скользя по наклонному спуску эстакады, обитому цинковыми листами, к специальной платформе, где их принимали уже другие рабочие. Подхватив за ручки тяжелый кессель, скользящий по наклонной плоскости, они в мгновение ока, чуть не на лету ставили его на машину, упиравшуюся открытым кузовом в платформу.

К платформе один за другим подъезжали грузовики и пикапы, на которые и грузили кессели с пищей. Командовал тут шеф кухни — кюхефюрер — эсэсовский офицер. В руках у него была книга в кожаном переплете, в которой он делал соответствующие отметки: кому сколько и каких продуктов отпущено.

Меня не покидала мысль, что в двух шагах от этой чудо-кухни сотни истощенных узников, с гноящимися ранами и язвами на высохших телах пухли от голода и мерли как мухи. Сытая, роскошная жизнь одних — рабский труд, голод, муки и смерть других; все земные радости одним — все неземные муки другим. «Каждому свое» — излюбленный афоризм фашистов.

В Освенциме я не раз слышал, что лагерфюрер Рудольф Гесс очень гордился тремя достижениями: крематориями, эсэсовской псарней и эсэсовской кухней.

В зале выдачи висели электрические часы. Я проследил: за четверть часа было отпущено двадцать машин и отгружено не менее трехсот кесселей емкостью в двадцать пять и пятьдесят литров. Это был обед для эсэсовских подразделений, разбросанных по всему Освенциму, не считая его многочисленных филиалов.

Команда «Канада» была последней в очереди, а перед нами получала пищу зондеркоманда, обслуживающая крематории. По количеству кесселей, отпущенных ей, можно было определить количество заключенных, работающих в зондеркоманде. Ориентировочно их было не меньше тысячи. Для зондеркомандовцев и «канадцев» пища выдавалась такая же, как и для эсэсовцев, из одних и тех же котлов и по той же норме.

Минут за пять до того, как подошла наша очередь, из команды «Канада» прибыл грузовик. Капо приказал нам залезть в кузов и принимать кессели, которые будут нам подавать рабочие. Машина была загружена молниеносно.

У ворот команды «Канада» нас уже ждала группа заключенных.

Машину на территорию не пустили. Кессели из машины тут же разобрали. Мы несли двадцатипятилитровый бачок. Как только дошли до проходной, прозвучала ненавистная команда «Хальт!». По спине побежали мурашки.

Ко мне подошел долговязый эсэсовец и, присев на корточки, начал ощупывать мои ноги снизу вверх. Вот он разогнулся, выпрямился, но, прежде чем его руки коснулись моего пояса, я резко втянул живот и ощутил, как обе фляги скользнули вниз. Словно во сне слышу голос: «Гут. Нехсте!»[64] После меня обыскивали Жору. Я боялся глянуть в его сторону. Наконец обыск окончен. Волшебной музыкой звучит команда «Форвертс!». Подхватываем свой бачок и быстро идем в глубину двора, окруженного деревянными бараками и захламленного сваленными в кучи всевозможными вещами.

Посреди двора был сооружен аккуратный деревянный навес из тонких белых досок. Он служил эсэсовцам команды «Канада» столовой. На чистом деревянном полу стояли столы и стулья, стеклянный шкаф с посудой. Очевидно, место для столовой было выбрано не случайно: отсюда хорошо просматривалась вся территория.