После Кастанеды: дальнейшее исследование - [17]

"Вторая волна" духовного поиска, родившаяся на фоне институированной религиозности, разбилась о гранит вечно замкнутого на себе человеческого ума. Подсознательное разочарование, копившееся в течение столетий, в конце концов повернуло значительную часть пытливых европейских умов в сторону естествознания — натуральной магии, как тогда говорили. Очевидность физического эксперимента, повторяемость опытных результатов, возможность проверить ту или иную гипотезу с высокой степенью определенности — все это направило нашу цивилизацию по пути технологического использования окружающей среды, что и привело к апофеозу воинствующего материализма и прагматизма. Два изначальных мотива духовного поиска — стремление к познанию и стремление к власти над природой — получили возможность беспрепятственной реализации в чудовищно искаженном виде. И сегодня мы оказались в немыслимой ситуации, противоречивость которой многим еще только предстоит осознать.

Оглядываясь назад, мы видим, что история человеческого знания оказалась растянутой во времени реализацией одного фундаментального парадокса. Он с поразительной откровенностью бросается в глаза, как только мы принимаемся рассматривать эволюцию познавательных усилий человека во всей ее целостности, не избегая анализа ни магии, ни мистики и оккультизма, ни всех прочих духовных исканий. Ведь именно в туманных рассуждениях оккультистов самый главный вопрос разума "Что же есть человек и какова его судьба во вселенной?" прямо ставится во главу угла — безо всяких экивоков, затушевывания сути дела частностями, изощренными выкладками теоретиков вокруг специальных (и второстепенных) тем и вокруг обыкновенной словесной мишуры, переполнившей отдельные направления академической науки. Здесь и заключен тот самый парадокс умственного развития нашей цивилизации.

Мало того, что природа человеческого существа по-прежнему остается самым темным местом в организованном знании, — этот самый вопрос отодвинулся на периферию науки, в ту подозрительную область, что переполнена сумасбродными фантазерами и шарлатанами, в сферу так называемой паранауки, чтобы не мозолил глаза и не портил общий вид славных достижений вездесущей технологии. Даже психология и философия — дисциплины, по определению предназначенные взывать к сердцевине всякого вопрошания, к источнику чувства, мышления и воли, — пережили за последнее столетие серию настораживающих метаморфоз. Кажется, что утилитарный подход естественных наук заразил своими пагубными метастазами глубинную почву нашего мышления. Академических философов все меньше увлекают окончательные проблемы жизни и смерти, познаваемости и бесконечности бытия, они трудятся над интерпретацией социальных процессов, изучают индустриализацию и урбанизацию, национальное сознание и экологический дисбаланс, осмысляют успехи естественных наук и эволюцию эстетических идей — все эти, безусловно, важные вещи находятся в центре философствования, что мыслителю прошлого показалось бы несколько странным. Психология пошла в этом направлении еще дальше: природа сознания и психических процессов представляется весьма второстепенным вопросом на фоне педагогических исследований, проблем социальной адаптации, общения, практической психотерапии и т. д. и т. п. Это, конечно, не означает, что автор плохо относится к прикладным исследованиям в данных областях, но наблюдаемый симптом отхода от фундаментальной проблематики отражает, по всей видимости, безнадежный тупик, в котором оказались важнейшие науки о человеке. Призыв древних мудрецов "познай самого себя" натолкнулся на непредвиденные сложности — можно сказать, что на пути самопознания человечество потерпело жестокое поражение. В этом разделе мы попытаемся разобраться в причинах наших неудач и выяснить, есть ли надежда на какие-то реальные перемены в обозримом будущем.

Прежде всего следует хотя бы вкратце проанализировать современное отношение массового сознания к магии, мистике и оккультизму. В связи с этим нельзя не отметить всестороннее торжество мифа в человеческих представлениях об истории духовного поиска и истории цивилизации в целом. Не стоит, наверное, специально останавливаться на материалистическом скептицизме (который, при внимательном рассмотрении, опирается на миф ничуть не в меньшей степени, чем глубокомыслие современных теософов) — нам он слишком известен. Материалистическая вера не страдает особой тонкостью подходов; последовательные атеисты воображают, будто древние цивилизации пали жертвой собственного невежества и корыстного шарлатанства со стороны жуликов-жрецов, бессовестно эксплуатировавших глупых и суеверных соплеменников. Иногда еще утверждают, что религиозные институты были необходимы для успешного государственного строительства, а пророки и духовидцы либо прикидывались, дабы обрести политическую власть, либо болели неизлечимыми в то время психическими расстройствами.

Существуют и другие мифы — более привлекательные, порою не лишенные драматического пафоса с поистине космическим значением, но в конечном счете столь же далекие от безразличной Реальности, движущейся в невидимом и невообразимом для нас направлении, скрывая, как всегда, свою многомерность от нашего восприятия. Скажем, до сих пор живет миф о том, что история человечества отражает его непрерывную деградацию. Миф о прогрессе, вывернутый наизнанку, выглядит тоже по-своему увлекательно, завораживая мрачным торжеством хаоса.