После Кастанеды: дальнейшее исследование - [10]

Болезненную ригидность нашего сознания издавна связывают с чрезмерным развитием человеческого эго. Этим не вполне четким термином привыкли обозначать тяжкий груз амбиций, страхов, надежд и привязанностей, обусловленный осознанием своего отдельного «я» и следующим из него экзистенциальным конфликтом, в который вовлечено, по сути, все, что не есть «я». Эмоциональное напряжение, вызванное конфликтом эго, часто бывает слишком болезненным и даже невыносимым. Стремление избавиться от кошмара вечной озабоченности лежит в основе практически всех религиозно-этических систем.

Самым крайним проявлением усталости и разочарования от жизни эго стал буддизм. Именно Будда впервые откровенно провозгласил, что всякая жизнь существа, наделенного эго, есть бесконечное страдание. Метапсихология буддизма и других духовных учений глубоко и тщательно рассмотрела механизмы эгоистического страдания. Интенсивный самоанализ и самонаблюдение раскрыли целый ряд психологических законов, спустя тысячелетия во многом подтвержденных европейской наукой, которая значительно позже проявила интерес к интроспекции. Нельзя не отметить, что в стремлении к освобождению человека от эго буддизм проявил наибольшую последовательность. В отличие от традиционных религий, где внутренний конфликт частично снимался за счет передачи груза ответственности Богу или иному высшему существу (что можно было бы назвать своего рода духовной ортопедией), буддизм довел технику «растворения» эго до логического конца. Постулируя иллюзорность «я», он признал высшим достижением абсолютное угасание интенций субъекта (нирвана) и слияние с бескачественной пустотой бытия (шуньята). Метафизика, как всегда, сыграла с человеком злую шутку: она отвлекла его от подлинной проблемы, связанной со спецификой восприятия, превратила совокупность субъективных отношений в независимый факт самого существования и сосредоточила все силы адепта на достижении не-бытия, т. е. устранения субъекта из субъектно-объектного поля переживания. Цель, невозможная без уничтожения самого центра восприятия.

Таким образом, трансформация эго, понимаемого метафизически, завершалась полным «угасанием» субъекта вообще, проще говоря — смертью. На этом пути адепты, конечно же, встречаются с вдохновляющими переживаниями легкости, освобождения, просветленности и спонтанности чувств, поскольку буддистская психотехника, последовательно избавляя человека от напряжений, дает ему избыток психической энергии и уменьшает фиксированность точки сборки. Здесь же, как и в ряде других мистических дисциплин, часто возникают необходимые условия для начала работы с измененными режимами восприятия, однако настойчивая устремленность ортодоксального буддиста к полной остановке переживаний, к абсолютной чистоте восприятия «здесь» и «сейчас», препятствует свободному движению перцептивного центра, а следовательно, блокирует доступ к сферам второго внимания. Таким образом, вместо энергетической трансформации буддист находит перцептивную неподвижность на фоне значительного расслабления аппарата эгоистического реагирования. Страдание в этом случае действительно исчезает; однако этой эмоциональной анестезией и завершаются все реальные достижения. С подобными примерами мы сталкиваемся в духовных практиках постоянно. Что же из этого следует?

Человек действительно нуждается в радикальной трансформации эго. Правда, дон-хуановская традиция очень осторожно относится к словам, подозревая в языке источник всякой бесплодной метафизики, а потому толтекская магия старательно избегает лишних понятий. Поскольку эго на самом деле является комплексом привычных восприятий и реакций, то речь идет об изменении или устранении этих привычек, и не более того. Без трансформации эго никакое освоение второго внимания невозможно.

У такого положения дел есть две серьезные причины. Во-первых, направленность внимания практически всегда обусловлена эгоистическими реакциями — чтобы изменить режим восприятия, необходимо изменить стереотипы реагирования, а это и есть трансформация эго. Во-вторых, привычки эгоистического реагирования (страх, злость, зависть, обида, надежда, жалость и т. п.) поглощают всю психическую энергию личности и способствуют жесткой фиксации восприятия в изначально существующем режиме. Преодоление эгоистических стереотипов реагирования — особая тема в традиции дона Хуана. Он называет эту практику безупречностью и связывает с ней все высшие достижения своей магии. Безупречность, как и всякая техника дон-хуановской магии, не имеет ничего общего с морально-этическими догмами, поскольку понятия добра и зла принципиально чужды концепции нагуаля: они остаются исключительно тональными представлениями, т. е. для внешней Реальности не существующими. С точки зрения теории восприятия (составляющей, как видим, фундамент и главный источник методологии в толтекской магии), безупречность — это совокупность способов растождествления со сложившимся в индивидуальном тонале образе себя. С энергетической же точки зрения, фиксированный образ себя означает жесткую закрепленность существующей модели энергообмена, целиком направленного на обеспечение неподвижности точки сборки, или центра перцепции.