После капитализма - [19]

Но столь же правомочно обсуждение микросоциального исчерпания. Человек Модерна, семья Модерна, коммуникативные поля Модерна, культура Модерна — все это близко к окончательному исчерпанию.

Даже если Модерн и сохранится в Азии — толку-то? Сохранившись лишь в одном макрорегионе, Модерн потеряет свойства универсального, всечеловеческого проекта. И, как уже указывалось выше, Модерн в Азии всего лишь будет исчерпан чуть позже, чем в Европе. Поэтому ключевым на сегодняшний день является вопрос о том, что находится по ту сторону Модерна. Тем более что дышащий на ладан Модерн еще и подталкивается к окончательному обрушению своим создателем Западом. Знаменитая «Арабская весна» ясно и ярко свидетельствует об этом. И это всего лишь одно из свидетельств.

Видя, как Модерн исчерпывает себя, Запад лихорадочно пытается убить собственное дитя. Этим он лишает капитализм всяческой легитимности. Но может быть, Запад (да и капитализм в целом) делают это во имя обретения новой легитимности? Может быть, у Запада (да и капитализма в целом) есть в загашнике какие-то альтернативы в том, что касается легитимности?

Обсуждая судьбу капитализма и содержание эпохи, мы не можем обойти стороной столь важный и столь острый вопрос.

Глава 16 Модерн и другие

Модель конфликта цивилизаций, вытащенная американскими неоконсерваторами в 2001 году в качестве альтернативы концу истории, потерпела крах вместе с избранием Барака Обамы. Фактически она потерпела крах еще раньше. Когда сами же неоконсерваторы стали обсуждать проект нового Большого Ближнего Востока и прочно вмонтированные в этот проект «вёсны» — как арабские, так и иные.

На смену этой модели пришла, причем всерьез и надолго, модель стратегического союза исламизма и США, исламизма и Запада. Эта модель уже материализована в конкретных альянсах: Запада и «Братьев-мусульман», Запада и талибов.

Исламизм, который американские неоконсерваторы объявили главным врагом, теперь становится чуть ли не лучшим другом США. Якобы потому, что он отвечает волеизъявлению народов исламского мира.

Такое лукавое объяснение никого, конечно же, не удовлетворяет и не может удовлетворить. Но здесь нам важно не детальное рассмотрение заявленного сюжета, а выявление стратегического содержания, маркируемого этим сюжетом.

Для того чтобы это содержание выявить, надо понять, чем исламизм отличается от ислама — великой мировой религии, заслуживающей всяческого уважения.

Исламизм — это достаточно позднее изобретение. В этом смысле он принципиально отличается от фундаментализма. Притом, что и фундаментализм является на самом деле в существенной степени исламским новоделом, а не исламской архаикой.

Архаика, а точнее невзятие барьера современности — это Премодерн. Можно ли говорить об исламском Премодерне, пусть и с определенными оговорками? Конечно, можно. Часть исламского мира по разным причинам как объективного, так и волевого характера стережется Модерна и блюдет свою премодернистскую чистоту. Но это малая и не очень хорошо очерченная часть.

Гораздо шире распространено другое. Сознательный отказ элит мусульманских стран от Модерна, который уже стал обживать эти страны. Подобный отказ носит характер пресловутой консервативной революции. Сторонники такого отказа не чураются использования модернистских и даже постмодернистских политических технологий. Соединение таких технологий с отказом от Модерна и стремлением вернуть реальность к премодернистскому состоянию (конечно же, в подобной ситуации не органичному) — это Контрмодерн.

Контрмодерн — такой же проработанный проект, как и Модерн. Можно смело утверждать, что Контрмодерн с глубоким внутренним удовлетворением следит за исчерпанием Модерна и содействует этому исчерпанию.

И в этом смысл стратегического, а не ситуационного альянса исламизма с Западом. Потому что Запад разрабатывает для себя новый проект под названием «Постмодерн». То есть приспосабливается к очень специфической жизни на обломках рухнувшего Модерна.

Эта «жизнь после жизни» основана на глубочайшем презрении к сверхценностям Модерна, каковыми являются прогресс и гуманизм. Особо враждебен для постмодернизма гуманизм, воспевающий величие человека.

Постмодернизм, во-первых, ненавидит любое величие вообще. И, во-вторых, особо ненавидит человека. Для него человек — это «проект, который завершается».

Постмодернизм надеется поставить на место слишком для него жесткой конструкции под названием «человек» нечто предельно аморфное и текучее. То, что с полным правом можно назвать постчеловеком и постчеловечеством.

Постмодернизм презирает и ненавидит историю.

С особой силой постмодернизм ненавидит развитие. Идеалом постмодернизма (притом, что постмодернизм категорически отказывается от идеальности как таковой) можно считать управляемую деградацию, управляемое гниение.

Культура постмодернизма (а ведь именно культура формирует тип человека) пропитана духом смерти. Постмодернизм не скрывает это. Он открыто присягает Танатосу. А также духу всех и всяческих извращений.

Подробное описание постмодернизма как проекта (притом, что постмодернизм отрицает наряду с человеком и идеальностью любую проектность, любую подлинность, любую метафизичность) здесь явным образом неуместно.