После империи. Pax Americana – начало конца - [31]

Сверхдержава, живущая сегодняшним днем

Самое расхожее толкование, распространяемое экономистами, не желающими иметь неприятностей (потому, что они работают либо в университетах американского истеблишмента, либо в учреждениях, которые живут за счет благотворительных фондов), утверждает, что деньги инвестируются в Соединенные Штаты, потому что американская экономика более динамична, лучше воспринимает риск и сулит больше прибыли в прямом смысле слова. Почему бы и нет? «Физически-», технологическии промышленно-непродуктивный характер такой экономики, как экономика Соединенных Штатов, сам по себе не означает, что уровень ее финансовой рентабельности низкий. Полагать, что в течение значительного, но ограниченного периода не исключается сосуществование повышенной производительности предприятий и сверхразвития бесполезных отраслей, принципиально возможно. Финансовая активность может быть самодостаточной и приносить прибыль в операциях, не касающихся сферы реального производства. Мы уже отмечали, кстати, что финансовый сектор отныне преобладает над промышленным в американской экономике. Можно пойти дальше: высокий уровень прибыли в секторах с низким технологическим и промышленным потенциалом ведет экономику к снижению производства. Посредническая деятельность «Энрона» была с этой точки зрения архитипичной, поскольку речь шла о получении прибыли от промежуточных операций, напрямую не связанных с производством, хотя экономическая теория нас убеждает, что такая деятельность «оптимизирует» соответствие между производством и потреблением. Как осмеливались говорить до наступления виртуальной эры, доказательство существования пудинга — в возможности его съесть. Но дело «Энрона» показало, что ничего съестного не было, во всяком случае — ничего реального. Однако феномен «Энрона» на самом деле существовал и в течение нескольких лет способствовал ориентации реальной экономики на недопроизводство, что в данном случае привело к энергетическому дефициту.

Утверждать, что деньги стремятся в Соединенные Штаты в поисках более высокой рентабельности, — значит уподобляться высшей вульгате нашего времени, которая стремится убедить нас, что высокий уровень прибыли, требующий высокой степени риска, отныне представляется для богатых пределом их мечтаний. Такая мотивация — любовь к прибыли и вкус к риску — будто бы и ведет к структурному преобладанию покупок акций и прямых иностранных инвестиций в Соединенных Штатах. Но дела обстоят не так. Все денежные потоки, направляющиеся в Соединенные Штаты, не согласуются с динамичными и авантюрными представлениями о ставшей в наши дни планетарной «новой экономике» — экономике Интернета и «информационных автострад». Стремление к надежности — и мы это увидим ниже — превалирует над стремлением к рентабельности.

Для тех, кто интересуется сбалансированностью американского платежного баланса, самое удивительное представляет изменчивость относительных позиций, занимаемых покупками бонусов казначейства, частных облигаций, акций и прямыми инвестициями, в финансировании американского дефицита (Bureau of Economic Analysis // US International Transactions Account Data). Резкие скачки этих показателей не находят объяснений в изменениях учетной ставки, которые происходят другими темпами и в других масштабах. Покупка бонусов казначейства и частных акций, конечно, подчиняется императиву рентабельности, но свидетельствует также и о предпочтении надежности фиксированных ставок, гарантий со стороны внушающих доверие политической, экономической, банковской и денежной систем. И такие надежные приобретения активов были и остаются очень важными для текущего финансирования Соединенных Штатов.

Оставим в стороне важную, но нестабильную и загадочную статью «Долги разные: банковские, небанковские» и сосредоточимся на классических, внушающих доверие движениях финансового капитала. Сосредоточимся также на 90-х годах, решающем десятилетии, во время которого мир пережил крушение коммунизма и апофеоз финансовой глобализации. Рост притока капиталов в Соединенные Штаты был поразительным: с 88 млрд. долларов в 1990 году до 865 млрд. в 2001 году. Эти цифры не включают, конечно, движения капитала в обратную сторону, вывоз капиталов из Соединенных Штатов, который был в два раза меньше. Потребовалось позитивное сальдо движения капиталов в размере 485 млрд. долларов в 2000 году, чтобы компенсировать дефицит по статье «Движение товаров и услуг». Но помимо растущей массы ввозимого финансового капитала самым поразительным в течение этих 10 лет было прежде всего изменение каналов притока: в 1990 году доминировали прямые инвестиции, создание и прежде всего скупка предприятий иностранцами (55% инвестиционных поступлений). В 1991 году на первое место выдвинулись покупки акций и облигаций (45%). В 1991, 1992, 1995, 1996 и 1997 годах крупными были покупки бонусов казначейства, и они служили средством покрытия американского бюджетного дефицита. Между 1997 и 2001 годами резко возросли покупки частных акций и облигаций — с 28 до 58% от общей суммы. Мы могли бы поверить в апофеоз либерального капитала, одновременно эффективного и определяющего биржевые котировки. Но если, как это возможно сделать для 2000 и 2001 годов, разложить статью «Покупки частных активов» на акции с переменной доходностью и на облигации с фиксированным процентом, то мы обнаружим, что доминирующий героический образ погони за максимальной прибылью с максимальным риском, то есть за покупками акций, не отражает главного в явлении. В своем апогее, в 2000 году, скупка американских акций иностранцами исчислялась 192,7 млрд. долларов. Но на ту же дату покупка облигаций составляла 292,9 млрд. долларов. Если выразить эти объемы сделок в процентах от притока всех средств, поступивших в Соединенные Штаты со всего мира, то на акции придется 19%, на облигации — 30%. В 2001 году, году рецессии и террористического ужаса, доля акций снизилась до 15%, но одновременно наблюдался апофеоз закупок облигаций, доля которых возросла до 43%.