После грозы - [58]

Карл появляется рядом, обнимает меня за плечи. Его встревоженный голос звучит у меня в ушах:

– Шарлотта, что случилось?

– Я… У меня кружится голова.

Я прижимаюсь лбом к его плечу, чтобы спрятаться от устремленных на меня взглядов. Ноги у меня мокрые – наверное, от сока, который я пролила. Я пытаюсь посмотреть вниз, на себя и на стакан.

– Я не хотела…

– Ничего страшного не случилось, дорогая! – шепчет где-то совсем рядом Бренда.

Я слышу, как она объясняет остальным гостям, что произошло, рассказывает, как ее тошнило и бросало в жар, когда она сама была в положении. Карл ведет меня по коридору, и вскоре я оказываюсь в ванной. Говорю, что мне намного лучше, – мне хочется хоть чуть-чуть побыть одной.

Какое-то время я испытываю облегчение, потому что никто на меня не смотрит. Я сдерживаюсь из последних сил. Брызгаю водой на лицо, делаю глубокий вдох. Бесполезно: слова Люси все еще звенят у меня в голове. Мне хочется сейчас же, без промедления, позвать Карла, и пусть он скажет, солгала она мне или нет. Однако я не уверена, что готова услышать правду. В голове крутится: «Только не Алекс! Не мой Алекс!» – и, как назло, его нет рядом, чтобы рассказать свою версию событий! Я не чувствую в себе сил защищать Алекса перед его родственниками. Семья… Да как это вообще возможно – до такой степени ненавидеть близкого человека? И почему сам Карл ни словом не обмолвился об этой истории?

Я выхожу в коридор. Нельзя сказать, что я успокоилась, но на ногах держусь более-менее твердо. Карл спешит меня обнять, с тревогой всматривается в мое лицо.

– Мне уже лучше, – говорю я, чтобы его успокоить.

– Как ты меня напугала! Может, вернемся домой? Я могу сказать, что…

– Нет, я в порядке.

Лгунья из меня всегда была никудышная, поэтому Карл не сводит глаз с моего лица, и вид у него какой-то нерешительный.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Ничего. Просто Люси… Мы разговаривали об Алексе. И это меня… Ничего, не важно.

Я делаю шаг вперед – даю понять, что хочу вернуться в гостиную. На самом же деле я хочу избежать разговора с Карлом. Прежде чем я успеваю ускользнуть, Карл вновь заключает меня в объятия.

– Шарлотта, что с тобой? Скажи…

– Ничего особенного. Поговорим об этом позже.

Он кивает и, пользуясь тем, что мы оказались наедине, легонько целует меня в губы. Я едва отвечаю на поцелуй, и это меня огорчает. Как было бы замечательно, если бы губы Карла могли стереть все те гадости, которые я только что услышала! Если бы можно было выбирать, я предпочла бы все забыть, сделать вид, словно этого разговора и не было, сохранить свои иллюзии в неприкосновенности. И верила бы, что Алекс идеален. А все остальное – неправда. Эта женщина, Люси, – змея, и я не должна позволять ее яду разрушать меня… Но в моей голове уже засело сомнение. Случайность ли, что Бренда так настаивала на нашем с Карлом маленьком обмане? И сделано это не затем, чтобы избавить меня от соболезнований, а для того, чтобы мне не рассказали, как дурно Алекс поступил с братом, ведь это намного хуже, чем та история с акциями, которой Бренда воспользовалась, чтобы усыпить мое любопытство!

Пару минут приходится всем объяснять, что мое недомогание прошло. Я изображаю на лице усталую улыбку, говорю, что Рождество выдалось эмоционально насыщенным и что прошлой ночью я мало спала. И, кстати, это правда…

В доме снова воцаряется веселье, и мы наконец садимся за стол. Пока все заняты едой, я могу рассчитывать на то, что не услышу больше об Алексе ничего плохого. Время от времени Карл берет меня за руку и спрашивает, как я себя чувствую. В ответ я пожимаю ему пальцы, силюсь ответить на его улыбку. Думаю, его забота – единственное, что не дает мне разрыдаться тут же, у всех на глазах.

На обратном пути я делаю вид, что сплю, и, едва переступив порог, ухожу к себе. Вчера мы долго не ложились, поэтому сегодня никто даже не заговаривает о том, чтобы и сегодня посидеть допоздна.

Я совершенно разбита, и мне не терпится провалиться в сон. Но и тут мне не везет: рассказ Люси словно пожирает меня изнутри. Я мысленно разговариваю с Алексом, умоляю его сделать так, чтобы это оказалось неправдой. Глупо, понимаю, но это сильнее меня. Я хотела бы, чтобы он мог ответить мне, доказать, что эта женщина мне солгала.

Я вздрагиваю, когда кто-то тихонько стучит в дверь. Не дожидаясь разрешения, входит Карл.

– Ты почему здесь? – спрашиваю я, привставая на кровати.

Он подходит, садится на край постели. Вздыхает, какое-то время не сводит глаз с книги на моем прикроватном столике. Когда же наконец заговаривает, голос его звучит печально:

– Я знаю, что тебе рассказала Люси.

Карл склоняется надо мной, берет за руку, сжимает мои пальцы.

– Я знаю, что она рассказала тебе… об Алексе.

Я вздрагиваю, отворачиваюсь. Я бы предпочла, чтобы она ничего не рассказывала Карлу, и тогда я смогла бы уладить ситуацию по собственному усмотрению. Не знаю, удалось бы мне это или нет, но я могла хотя бы повременить, собраться с силами, прежде чем заводить разговор на эту тему. Ушло бы на это несколько дней или, может, недель? Как знать… И зачем вообще об этом говорить? Алекса больше нет, так почему бы не забыть о том, что он натворил? Зачем этой женщине вообще понадобилось марать память о нем?