После бала - [26]

Я знала, что она была красивой. Мне хотелось знать больше.

Отец взглянул на меня, но я не смогла истолковать выражение его лица.

– Она была умной. Чертовски умной. Могла за секунду закрыть рот любому мужчине. – Он засмеялся. – Думаю, она не сильно изменилась.

Я кивнула. Я никогда еще не слышала, чтобы он с такой любовью говорил о маме. Наверное, легко говорить только хорошее о том, кто вот-вот умрет.

– Ладно, – сказал отец, вынув руки из карманов, а затем засунув их обратно. – Я пойду. Нужно спешить.

Он подошел и поцеловал меня в лоб.

Я всегда думала, что папа женился на маме из-за меня – потому что она забеременела. Но в тринадцать лет я нашла в маминых документах их свидетельство о браке, которое опровергало мои подозрения.

Вдруг он обернулся – так, что я видела лишь его профиль.

– Я сделал предложение твоей матери через три недели после нашего знакомства. Это был 1931 год. Казалось, все вокруг рушится. И тут появилась твоя мама. Она казалась… нетронутой. – Он пожал плечами. – Не знаю я, Сесилья.

Я сидела у окна и смотрела, как он уходит. Приподняв шляпу, он поприветствовал садовника, открыл дверь и сел в машину. Пока мама, через несколько дверей отсюда, умирала медленной и мучительной смертью. Мой папа умрет безболезненно, во сне. С любящей женой рядом. На чистой, мягкой простыне. Папа всегда был человеком, который с легкостью идет по жизни, а вот мама – наоборот.

«А кто я? – думала я, сидя на моем розовом стеганом покрывале. Наклонившись вперед, я пыталась уловить последний проблеск папиной синей уезжающей машины. – Как я иду по жизни?»

Глава 10

1957

Я стояла у раковины, слушая звук дождя и держа в руках тарелку с недоеденным сэндвичем с тунцом и чашку фруктового коктейля, когда Мария заговорила.

– Пришел какой-то мужчина, – сказала она.

Я подошла к ней и посмотрела в окно, из которого была видна входная дверь; на улице стоял человек в бесформенном пальто, насквозь мокрый, и пытался струсить воду с рук и волос.

Мы никого не ждали. Погода была не для визитов. Да и вообще, было принято предварительно звонить, предупреждать, особенно тех, у кого маленькие дети.

– Это Джоан, – сказала я.

Мария закачала головой, но я узнала ее по манере стоять.

– Это мужчина, – настаивала Мэри.

В дверь позвонили.

Я провела языком по зубам, чтобы проверить, не осталось ли там хлеба или тунца, и открыла дверь.

Я решила, что буду вести себя немного обиженно. А Джоан будет робкой. Слегка. Она извинится, расскажет мне, где была. Или не так: возможно, она найдет себе какое-то оправдание – но мне будет все равно. Я приглашу ее на кухню, где будет витать легкий сигаретный дым, солнышко осветит помещение, а она будет добра к Томми, будет рада его видеть, и я прощу ее.

Когда я открыла дверь, она курила сигарету, точнее, пыталась закурить; она была слишком мокрая, чтобы нормально ее поджечь. Она выглядела ужасно: худая, тушь текла по ее щекам, – с чего бы вообще она красилась тушью? – волосы прилипли к лицу. Я наклонилась, чтобы обнять ее, но она стояла неподвижно, лишь дав мне к себе прикоснуться. Я заметила: она несколько дней не мыла голову.

– Джоан, – сказала я, – проходи. Ты как раз вовремя, – продолжила я, пока она, сомневаясь, стоит ли заходить в мой теплый, сухой дом, стояла в дверях. Она помедлила еще секунду. – Сейчас же, – сказала я, и что-то в моем голосе заставило ее послушаться.

Я взяла ее мокрое пальто, ее старый «барберри» – который я видела миллион раз – и провела ее на кухню, где собиралась приготовить чай или кофе, что-нибудь теплое.

– Несколько дней не виделись, – сказала она, сев за стол на место Рэя, на лучшее место с видом на кухню и на большое выступающее окно. Ее голос звучал абсолютно нормально. Она взяла салфетку из салфетницы, достала зеркальце из сумки и начала вытирать потеки туши. С ней все в порядке.

Я вдруг разозлилась.

– Прошло две недели, – выпалила я. Джоан посмотрела на меня, ее лицо выражало лишь детское любопытство. – Две недели, – повторила я.

Я стояла, уперев руку в бедро, осознавая всю нелепость моей позы, будто я учительница, а Джоан – двоечница. Я села напротив нее.

– Сделать чай? – спросила я и вздохнула.

Джоан покачала головой. Казалось, она вообще не хотела здесь находиться. И чем дольше она сидела на моей кухне, тем более заметным становилось ее нежелание тут оставаться.

– Я виделась со старым другом, – вдруг сказала она. – Из Голливуда.

Я почувствовала, что мои щеки горят, а ладони вспотели. Перед тем как заговорить, я глубоко вдохнула.

– Не знала, что у тебя есть голливудские друзья.

Джоан подожгла сигарету одним хорошо заученным движением. Когда она курила, то была похожа на Ким Новак.

– Немного, но есть.

Сказав это, она отвернулась, не желая встречаться взглядом. Джоан не были свойственны ни объяснения, ни оправдания. Моя интуиция не подвела меня: этот мужчина что-то для нее значил.

– Так это что-то серьезное.

– Я разве сказала, что это что-то серьезное? Он мой старый друг. Просто старый-старый друг.

– Так вот где ты была. С твоим старым другом, – сказала я, удивившись своему сарказму. Вот в чем моя ошибка: я думала, это незнакомец, а с ним у нее есть какая-то загадочная история. Хотя, может, лучше бы он был незнакомцем; это не продлилось бы долго.