Посланник - [42]

— Как же так получилось-то, Володя? Два раза сидеть ни за что и сейчас бы сел, если бы я не вмешался, проезжая мимо. Пожизненно бы уже сел. А полицейских ты убил все-таки?

Устинов не знал, как себя вести. Ему хотелось рассказать все, но он не знал, с кем говорит, как и чем обернется для него правда.

— Я же не знаю — кто вы? — ушел он от прямого ответа.

— Понятно, Володя, понятно. Меня здесь все называют Шефом. И ты так можешь звать. Если правоохранительная система не может разобраться внутри себя, значит, ты правильно сделал, что помог ей. Правда Федеральный Закон карает за это, за самосуд. Но, что делать? Есть другой закон — Закон совести, правды, чести. И я, как подавляющее большинство других, тебя не осуждаю. Молчи только, говорить о свершившейся мести никому не надо. Не было ничего и все тут. Живи спокойно, радуйся. Полковник Синицин во всем разберется, тебя наверняка реабилитируют, а некоторых посадят. Ты работал, Володя, до всех этих неприятностей?

— Да, работал. Слесарем на заводе. Сейчас и завода нет…

— Это ничего. Шума, конечно, будет много и головы конкретные полетят. Но тебе выплатят среднюю зарплату за все пятнадцать лет, моральный вред опять же суд опреде-лит. Адвокаты тебе в этом помогут, не переживай — жить будешь, — Посланник улыбнулся.

— А как мне благодарить вас…Шеф?

Устинов поверил Шефу, что справедливость восторжествует, и с него снимут пе-чать судимости. Что заживет, как все люди, без этого проклятого клейма. Захотелось что-нибудь сделать хорошее для этого доброго и большого человека.

ХХV глава

А весна все-таки брала свое, как не сопротивлялась матушка зима своими послед-ними заморозками. По сути, и не весна уже — подходило лето, настоящее теплое время года. Хотя в Сибири в конце мая, начале июня месяца, еще не походишь в одной рубашке ночами, за то днем тепло.

Жизнь текла своим обычным, размеренным чередом, Земля крутилась и, как младшая сестренка, иногда подражала Солнцу. Его протуберанцам, всплеску активности, изрыгая из своих недр вулканическую лаву или сотрясаясь землетрясениями, чаще под-вергая людей опасности более мелких стихийных бедствий.

Так и в политике возникали всплески, тряски и волнения, Но, в основном, все шло гладко и ровно, не без обыденных, естественно, шероховатостей.

Генерал Суманеев наконец-то мог доложить главное — предателей среди своих нет.

Все началось с одного озабоченного сержанта, разболтавшего по пьянке секреты службы. Что мог особо секретного знать сержант? Вроде бы ничего. Но кое-что, в опреде-ленное время, в нужном месте может закрутить маленький маховик, который разматыва-ясь, может создать лавину. Лавину напряженности, нервов, работы. Уничтожить одних и возвысить других людей.

В каждых областях были свои случайные закономерности.

Светлана Доровских постоянно носила короткую юбку и гуляла вечерами. Трое молодых полицейских лейтенантиков частенько употребляли вечерком после работы, наслаивая выпивку на власть. А встретились они действительно случайно. Случайно ли? Может это производство основного резонанса короткой юбки и пьянства на камертоне одинокого вечера? Сложилась та самая векторная составляющая, случайная закономер-ность, приведшая к преступлениям, трупам и тюрьме. И разве случилось бы такое при ро-дительской фильтрации и фильтрации полицейских чиновников? Не притянулись бы то-гда друг к другу определенные отрицательные факторы, породившие злые деяния.

Ирина уткнулась носиком в плечо мужа и равномерно посапывала. А Михайлов все еще не засыпал, лежал в раздумьях после бурных событий. Почему все так произош-ло? С ним, с бедным малым Устиновым, с другими людьми. Что-то тревожило Николая более масштабно, чем конкретные неординарные случаи. Он искал в произошедших со-бытиях социологическую составляющую и понимал, что не хватает чего-то основного, главного. Не хватает идеологического воспитания, нет этой программы в государстве, позволяющей прививать с детства любовь к Родине, ближнему. Нет любви, любви к человеку. Одна говорильня и масса законов, которые изначально недоработаны, не выполняются и не контролируются.

Михайлов вздохнул. А что может он? Кое-что может, идя по принципу выбора наименьшего зла. Он не создаст идеологическую концепцию и тем более не воплотит ее в жизнь. Но он заставит задуматься, заставит действовать не простых людей, а политиков и законодателей. Пусть через боль, кровь, но заставит — другого выбора нет. В этом он ви-дел сейчас свое основное предназначение, хотел что-то изменить с середины, если не хо-тят или не могут сверху.

Николай посмотрел на Ирину. А что будет с ней, с его девочкой, поддержит ли она его?

Утро, весеннее утро конца мая. Температура еще почти нулевая, но днем подни-мется до двадцати. Ласковый солнечный луч скользнул по стене и уперся в глаза. Ирина поморщилась слегка, потянулась и открыла веки, прикрывая зрачки ладонью. Солнечный свет радовал и она не жалела, что не задвинула шторы вечером.

Николай еще спал и она нежно, почти не прикасаясь, поцеловала его в щеку. Встала, накинув халат.

— Ты что так рано? — Спросил он, не открывая век.