Посланник - [40]

— Есть предположения, что вы в сговоре с Салихом — преемником Мирависа и только ждете его сигнала, чтобы перейти на его сторону, а нас продать в рабство! — это был неуверенный голос Вальки.

Никита обернулся. Такого он не мог предположить даже в самом страшном сне. Чтобы его! Преонского Никиту! Обвиняли в измене! Толпа, да, именно толпою показался Никите родной отряд, недовольно загудела. Кто-то защищал своего командира, но нашлись и те, которые усомнились в нем.

Громов! Никогда и ни за что Валька не мог вызвать у Никиты недоверия. Сколько он сделал для этого юнца, и теперь такая благодарность! Хотя Никита понимал, что это наговоры со стороны Мишки, но все же его потряс поступок Вальки.

В ту минуту, когда Преонский размышлял обо всем этом, недалеко послышался топот множества подкованных лошадиных копыт.

— Отряд! Стройся! — отдал Никита приказ. В сию секунду солдаты построились, а еще через несколько мгновений пред их глазами возник сам Александр Данилович Меншиков.

— Здорово, молодцы! — отчеканил генерал Меншиков.

Солдаты приветствовали его дружно по уставу.

— Я здесь, дабы передать вам приказ его императорского величества о дальнейшем мирном продвижении в сторону города Гиляна. Ваше терпение и примерное поведение во время переговоров будут высоко оценены императором, — он продолжил, обводя взглядом ряды солдат: — Понимаете, дети мои, ваши товарищи кое-где ослушались приказа своих командиров и стали виновниками мятежей и разбоев, которые нам с трудом удалось остановить. Страдают мирные и ни в чем не повинные люди, — князь повернулся к Преонскому и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

— Никита Антонович, примите мою искреннюю благодарность, что смогли удержать порядок и покой в своем отряде. От жителей соседних деревень мне донесли добрые вести о вашем соседстве с ними.

— Это не только моя заслуга. Мои люди отличаются стойким характером и никогда не опозорят своим поведением русскую армию! — говоря это, он сверлил взглядом Мишку Листова и Вальку Громова, которые всегда были зачинщиками споров и распрей.

— Похвально! Похвально! Вам осталось переждать еще немного. Я сам наведаюсь к вам и расскажу обстановку.

— Разрешите обратиться, господин генерал! — раздался нагловатый голос Мишки. Меншиков и не заметил сразу, откуда он доносится. Потом, отыскав взглядом вопрошавшего, улыбнулся и кивнул головой:

— Конечно, обращайтесь.

— А что известно о знаменитом сподвижнике Мирависа, Салихе?

«А, все никак не успокоится, сучий сын!» — подумал Никита и посмотрел прямо в глаза Мишки.

— Вздернут! Вздернут месяц назад своими же приспешниками за жадность, бахвальство и измену, — ответил Меншиков и, взяв Никиту под руку, стал расспрашивать о делах военных. Потом Никита и Меншиков удалились для беседы и отдыха в шатер.

— Что, получил? Дурак окаянный, — приплясывал Сашка вокруг злого Мишки. Тот ничего не ответил.

В Гиляне отряд Преонского разместился в бывшей мечети, которая была значительно разрушена. Люди его были недовольны тем, что они, христиане, должны спать под крышей мусульманской обители. На что муфтий Гасан ответил:

— Послушайте, дети мои! Бог для всех един, и не имеет значения, где, с кем и по какой земле вы будете ходить в мире и согласии. То, что чтимо Кораном, то несет и Библия. Вы под одним небом и на одной земле. Вы можете не принять той веры, которая не исповедуется на вашей земле, но уважать вы обязаны всех. Будете уважать вы, будут почитать и вас.

Наверное, эта речь произвела на солдат впечатление, потому что они безропотно расположились в предложенных им местах.

Сон Никиты был беспокойным. Утром он не мог вспомнить сновидений, только сильно болела голова и не слушались ноги. Но после предложенной Мелеховым чарки отличного местного вина боль ушла.

— Не все здесь тихо, как говаривал Меншиков, — сказал Мелехов, осторожно озираясь по сторонам.

— Ты о том, что абреки с гор спускаются и Гилян будут отстаивать? — спросил Никита.

Давно прошел слух, что Миравис никак не может смириться с тем, что Абдул-Гирей согласился отдать главный и важный город области Тарху. Но слухи оставались слухами, постоянно обрастающими все более неправдоподобными подробностями.

— Понимаешь, Никита Антонович, кавказцы люди гордые, и кто много общался с ними, знают, что за просто так они и клочка своей земли никому не отдадут. И не из-за жадности это, а из-за чести и гордости. Из-за упрямства своего и норова крутого, — поведал Мелехов.

— Ну прямо не люди, а аспиды какие-то эти мусульмане-шииты! — воскликнул Никита. — Мы ж не перетаскивать эту землю в Петербург собрались, а просто господство свое установить, чтобы порядок был.

— Ты попробуй им об этом втолковать! — Мелехов вылил на землю остатки вина из чарки. — Может, отраву какую сыпанули, а мы хлещем, как бараны. И Мишка тоже говорит, что винцо их дерьмовое.

— Да перестань ты, Григорий. Если Мишка не уверен, то это его дело, — успокаивал его Никита, — да и сами ведь пьют, — и он допил свою чарку.

Скоро весь отряд во главе с командиром провалился в глубокий и беспробудный сон. Вино было начинено дурман-травою. Солдаты устали от палящего солнца, и вино быстро возымело свое действо.