Близилось совершеннолетие Никиты, когда молодой гвардеец был призван к царю, желающему дать ему секретное поручение. Несмотря на то, что молод был Никита душой и телом, признал в нем Петр верного слугу Отечества. Да и заслуги деда и отца его помнить умел самодержец.
— Хорош стал, хорош. И ростом вышел и челом, видно, умен! — такими словами встретил Никиту царь.
— Ваше величество, — с жаром произнес Никита, — обещаю быть полезным Родине, которую люблю! За нее, клянусь вам, готов положить голову!
— Жалую! Жалую! Молод ты, боярин! Молод и пример мой принял, я вижу. Токмо не все поняли того, что за Родину лили кровь Шереметев, Меншиков, Апраксин и били наголову тех, от кого переняли свой наряд, от которых научились многому и хорошему! Потому и вызвал тебя! Просьба есть у меня к тебе! Исполнишь? Доверие мое не обманешь?
— Клянусь! Клянусь, отец и воевода, буду только Родине служить и жизни не пожалею!
— Похвально! — Петр усадил Никиту за стол, заваленный картами и чертежами, документами и макетами маленьких иноземных галер и галиотов. — Знаешь, наверное, положение дел наших на Балтике? Несмотря на победы наши, флот вражеский славится силою! Я два раза предлагал мир Карлу, королю шведскому: сперва по необходимости, а потом по великодушию. Теперь же исторгну его у шведов силою!
Царь был возбужден и взволнован, это передалось и Никите.
— И сим повелеваю тебе, — продолжил Петр, — быть в Балтийском море и по прибытии в Ништадт, место мирных переговоров, находиться в услужении барона Остермана. Его глазами и ушами будешь! Надежу на тебя возлагает он, по моему совету, — царь внимательно посмотрел в голубые глаза Никиты. «Тверд мальчишка и храбр! Таких нам надобно воспитывать!» — думал он.
И, сопроводив Никиту рекомендацией и письмом, попрощался.
— Смотри, Никита, не посрами имя деда своего и отца!
— Служу царю и Отечеству!!! — с великой страстью крикнул Никита и, повернувшись на каблуках, вышел.
Петр глядел юноше вслед и вдруг вспомнил своего сына, Алексея непутевого. Тяжко стало царю, часто думал он о сыне, не принявшем все науки царя и отца по наущению матери своей.
Войдя в прохладную церковь, Петр пал на колени пред святыми образами и молвил:
— Благодарю Тя, Господи, что сподобил меня пожать плоды моих усилий! Сердцеведец! Ты зрел чистоту моих помыслов и благославил мои начинания. Свет наук начинает озарять Тобою вверенное мне царство. Трудолюбие и довольство проявляются в хижине земледельца. Суд и законы заменяют произвол. Боже, сыплющий щедрою рукою блага по земле, осени мя Твоею мудростию на предлежащем мне пути, укрепи силы мои на труд, мне предназначенный, вознеси и возвеличь Россию в походе будущем и дай врагам моим ума и терпения!
Почувствовав облегчение, царь вышел из храма и направился к своим полкам.
Никита, подъехав к дому на лихом вороном жеребце, кинул узду стремяному и радостно вошел внутрь.
— Матушка! Ольга! — закричал он. Встревоженные женщины выскочили в светлицу вместе с горничными и служанками.
Татьяна, узрев на челе сына родного волнение, схватилась за сердце.
— Чуяла, знала, что не кончились беды мои! Сына, Никитушку, на войну! Вот и снам моим разгадка! — причитала она, пока Никита делился радостной для себя новостью с Ольгой, кузиной своей и зазнобой.
Наконец, отстранив от себя рыдающую Ольгу, Никита подошел к матери и, тихо опустившись на колени перед ней, сказал:
— Посылает меня Петр на войну со шведами. Матушка, благослови и ты! Почестями обещал осыпать, как вернусь! Но не за них иду с войной! За деда, за отца своего. Не будет им совестно за меня на небесах! Все сделаю, а не посрамлю святое для меня имя!
Он прикоснулся губами к руке матери. Та лишь беззвучно залилась слезами горькими. А за ней и Дуня, и все женщины, находившиеся в доме, зашлись плачем. Никита гордо выпрямив спину, крикнул:
— Неужель хороните кого?! Что запричитали, как отпеваете? Я хозяин и засим приказываю — молчать и готовиться к моему отъезду! Да поживее!
Вмиг разбежались все, как мыши по норам. Суров оказался молодой Преонский. Суров и грозен. Впервые челядь увидела в нем настоящего воина и хозяина.
На кухне прислуга обсуждала участь Никиты и горе Ольги и матери его.
— С лица Никитка наш — Кузьма Петрович покойный, Бог даст, и норовом пойдет в него, — заметил старый Лука, в бывший управитель дома Преонских. Многие с ним согласились.
— Дед все-таки ему родный, — проворчала стряпуха Варвара.
Сгущались над городом уже сумерки, когда наконец-таки Никита и Ольга остались одни.
— Никита, — обратилась к нему Ольга, — и надолго ты едешь?
— Я все-все тебе расскажу, когда ночью встретимся в саду, хорошо? — он подошел к ней поближе и принялся теребить ее непослушный локон. Она слабо отстранилась от него.
— Ты же знаешь, что матушке не по нраву встречи наши, — ответила она, ускользая из его рук.
— Не переживай! Матушка знает о том, что родство наше дальнее, и мы можем обвенчаться, просто за нас переживает. Молоды мы еще для нее. Да на глазах растем, вот и мучает себя. Ей бы легче было, если бы мы просто поженились.
Не успела Ольга ответить, как в комнату влетел запыхавшийся гонец от гоф-лейтенанта Преображенского полка. Никита и Ольга в недоумении смотрели на него. Наконец он, отдышавшись, произнес:
