Послание Климента, митрополита русского, написанное к смоленскому пресвитеру Фоме, истолкованное монахом Афанасием - [5]

Тако и Христу, Богу нашему, солнцу праведному и озарившу нас божествеными зарями и освѣтившу нас святым крещениемь, и «се вся ветхаа низпадоша, и быша вся нова».[29] И уже не тѣснится в Законѣ человечьство, нъ въ Благодати пространно ходит. Законнаа бо вся стѣнь подаша и образ бяху будущих, а не сама та истинна.

За умножение же словесъ не оставлю сказати о блаженнѣй Руфѣ, яко и та потязана есть. Яже не потязаеть Божествѣное Писание, но и блажить, яко не прежде законнаго брака сочетася съ Вузом, но посагши законнѣ, вдова сущи, моявитяныни, и тако, заченши, породи Овида, дѣда славьному царю Давыду.[30] Но да заградятся уста глаголющимь на Бога неправду. Тъй бо славный богоотець и пророкь глаголеть, «яко ни от въсхода, ни от запада, ни от пустъ горъ, яко Богъ судии есть и сего смѣряет, а сего возъносит. Чаша бо, — рече, — в руцѣ Господни вина нерастворена исполнена есть растворениа».[31] «И кто бо, — рече Писание, — ислѣдить умъ Господень или кто бысть съвѣтникъ ему».[32] «Тъ бо взят грѣхи наша и безакониа наша тъ бо понесе; сего раною мы вси ицѣлѣхом»,[33] но обаче не обрѣменися прегрѣшении нашими, яко глаголют нѣции, ихже конець — сѣтнаа пагуба, но паче сам облегчи от бремен тяжькых хребетъ нашь. Богъ бо ревнивь сый, не дасть славы своея иному, укланяющаяся от него въ разньствие, поженеть съ творящими безаконие. Нѣсть бо неправды у Бога, реку же, ни будет. Испытает сердца и утробы,[34] яко Богъ есть праведень.[35]

Коли того увидѣти хощеши, почто груди взимают попове.[36]

Почто груди повелѣно възимати попомъ. Яко се уже Богу съвѣдительствующю на отинудьное възвращение лукавыихь имъ дѣаний та сожегаема явѣ бяху на жертовницѣ: лой же есть, се Закона, си же даема бѣаху за грѣхи их, лой бо даем бѣаше за чревное ласкосердьство, исти же — си же за чресленыа сласти, селезена — яростнаго ради, на золчьнѣм бо мѣстѣ лежит. Святителю бо даемо бяше во участие собѣ ему груди и рама. Груди убо ради — вѣдѣнное, и истязаа Богъ святителя, рама же ради — дѣанное, да и дѣаненъ и вѣдѣненъ бысть святитель.[37]

Или яже въ Леугитьскых книгах о отрыгании ѣчь. Еда и то увѣдѣти тщеславие есть? Уча нас тѣх ради, како подобает быти чистымь. Надвое дѣлящаго ради живота учить нас, да творим рассуждение благых дѣаний от супротивнаго. Жюющаго ради — яко да будемь боголюбиви. Якоже бо жюющии пищу отрыгають, тако подобаеть и нам день и нощь помышляти Божиа проповѣди. Въдных же ради, имущих пера и чешюя, учи[т] ны: да якоже она суть горѣ вознесена, другаа же долняя вещи держится, тако подобаеть и нам со благыми дѣании и съ разумными совозвышатися, а не земными остаати. Птица же ради учить нас лихоимьства воздержатися, еже не во тмѣ ходити; иже не во тмѣ, но въ свѣтѣ, се — еже в правдѣ.[38]

Или на пятое лѣто от дрѣва ясти плод,[39] а и то славитися? Но множества ради словес прѣмину число словес и Вторый Законъ, и Судьи, и Руфь. Реку же и Еклисиаста, рекша: «Уже, треременноплете, не скоро ся преторгнет».[40] Не бо о ужи глаголет Соломон, но съвѣты удержаеть, всякъ бо совѣть и дума, аще утвердится, не подвижеться, и в чаание приходит. Того ради и ужем притчю Соломон сотвори.

Но о писании моем воспоминаю, иже къ князю твоему, к моему же напрѣсну господину: «Понеже и пиавица оноа не устрегохся». Пиавицю убо глаголеть Писание и власть и славу, якоже не токмо египтяном, но и еросалимляном послѣдует добро. А египтяне суть мирьстии, иеросалимляне же — мниси. Славы же и сласти не токмо мирьстии желають, но и мниси, еяже хотѣние комуждо нас послѣдуеть и до гроба, аще бо и кто нас во глубоку старость доидеть, то и ту никакого же славолюбиа остатися не может. «Ибо и диктатору моему отнемогшу чювьствеными и вещественными расбойникы иерихонска прехода еже от Иеросалима». И диктаторъ — умъ сказается, тѣм же глаголет: «и убо уму моему отнемогшу»; чювьственыи же и безвещественыа расбойникы глаголет бѣсы; Ерихон же — миръ сказуется Се бо и въ Евангелии указает Господь нашь Исус Христос, глаголя: «Человекь схожааше от Иеросалима на Ерихонъ и в расбойники впаде и съвлекше и язвы возложиша на нь».[41] Едемь убо Иеросалимь сказается. Иерихон же — миръ, человекъ же исходяй — Адамъ, расбойници же — бѣси, прелщением бо тѣхъ боготканныа одежда обнажися, раны же глаголет — грѣхи.

Что философью писах, не свѣмь! Христос реклъ святымь учеником и апостоломь: «Вамь есть дано вѣдати тайны царствиа, а прочим въ притчах».[42] То ли, любимиче, философьа, еюже славы ищу от человекъ?

Списающим евангелистом чюдеса Христова, хощу разумѣвати прѣводнѣ и духовнѣ. «Что мнѣ дщерию Аира князя?»[43] — прашаю прѣводнѣ, и речеть ми: «То и то есть». Что ми дщерию ханаоныня,[44] нъ хошу увѣдати духовнѣ. Что ми кровоточивою,[45] но ищу силы слову! Что ми пятью хлѣбъ и двѣма рыбама,[46] прашаю евангелиста! Что ми о усшей смокви,[47] прашаю силы слову! Что ми старицею оною, въвергъшею двѣ мѣдници въ святилище![48] Но молюся, да темнаа ми душа будет вдовица и въвержет двѣ мѣдницы во святилище: плоть — цѣломудриемъ, душю же — смирением. Что ми о ловитвѣ рыб,[49] но прашаю евангелиста! Что ми воднотрудоватым ицѣлѣвшим,[50] хотящю вѣдѣти и прѣводнѣ! Си же вся божественаа Господа нашего Исуса Христа знамениа же и чюдотворениа, иже въ святѣмь Евангелии поминает, волею помянухь, иже святии и блажении отци наши подобнаа ко Господьскым словесем приложиша сказати и истолковати то и то зѣло полезно и добро и похвално.