Пошлите меня в разведку - [4]
— Когда же настоящее наступление начнётся? — не удержался я.
— Что значит настоящее? — спросил Лазарев. — Выражайся точнее.
— Точнее? Будто не понимаешь, о чём я говорю. Настоящее — чтобы сразу до Берлина, чтобы сразу смести с нашей земли…
— До Берлина, — усмехнулся Лазарев. — Ты дай себе труд подумать. И рассуждай как военный. Что на фронте происходит? Наступательная операция сейчас завершилась. Войска понесли потери, тылы отстали. Коммуникации растянулись. Надо закрепиться на занятых рубежах, подтянуть тыловые службы, укомплектовать войска, дать им отдых. А что это значит? Значит, надо вывести обессиленные части во второй, даже в третий эшелон, а их заменить свежими. Надо подвести боеприпасы. Много чего надо. Операция завершилась, понимаешь?
— Ну и что? Теперь что прикажешь делать?
— А теперь, — продолжал Лазарев, — исходя из обстановки, из сведений о противнике, из наличия резервов и боевых средств, в штабах составят план новой операции. Может, уже составили. И что-то уточняют. А может, время выбирают. Стараются перехитрить противника, чтобы застать его врасплох. Или обеспечить абсолютное превосходство в силах и тогда уже постараться прорвать фронт, ввести в прорыв резервы, когда войска выйдут на оперативный простор…
Ничего подобного прежде мне слышать не приходилось. На курсах нас учили быстро, по самым сокращённым программам: миномётный взвод или батарея в наступлении, в обороне, на марше; учили и топографию — какой же ты офицер, если не умеешь читать карту? Был ещё штыковой бой, уставы, огневая и артстрелковая подготовка…
— Откуда ты всё знаешь? — спросил я. — Тебе бы не взводом, а дивизионом командовать! Или в академии учиться. Просись! Может, и возьмут, с твоими-то знаниями…
— Нет, Витя. Это не для меня. Скажу тебе по секрету: у меня есть свой план. Надеюсь, будешь держать язык на привязи.
— Если не доверяешь, — начал было я, но Лазарев не дал закончить:
— Доверяю, доверяю. Хотя сам не знаю почему. Понравился ты мне, что ли. В тебе, чёрт тебя знает, что-то есть располагающее. Да и трудно жить всё время со своей тайной. Товарищей в полку у меня много, а друга, с которым всё пополам, нету. Был, конечно. Не успею подумать — он уже догадается, о чём думаю. С ним и на войну мечтали поехать. Теперь вот его нету…
— Повздорили, что ли?…
Лазарев помолчал, ответил жёстко:
— С ним нельзя было вздорить. Не такой был человек. Погиб в разведке под Ленинградом. В прошлом году. Ребята из разведвзвода мне написали. Пошли брать «языка», он группой захвата командовал. Захватили, приволокли в своё расположение, только Севка получил два пулевых и ножевое. Фриц этот, которого брали, вояка был, так просто не дался. Приволокли Севку в расположение, он уже сознание терял. Только и успел сказать, чтобы мне написали…
Я отчётливо представил, как умирал незнакомый мне Севка, и, понимая состояние Лазарева, поделился своим: рассказал о ребятах с нашего курса, погибших осенью сорок первого под Москвой. Был там и Ленька. Наши койки стояли рядом в общежитии, его зимнее пальто мы носили по очереди, мой выходной костюм тоже был на двоих. Я переживал за него на соревнованиях в гимнастическом зале, был Ленька чемпионом института, а он «болел» за меня на лыжне. Когда я выбивался из сил, доходил, что называется, «до точки», обычно такое случалось на двадцатикилометровой дистанции, вдруг из-за кустов появлялся Ленька, совал мне в руки бутылку с горячим кофе, это называлось «подкормка на дистанции». Я обретал новые силы, догонял соперников и вырывался на последних километрах в число победителей.
Вместе с Ленькой мы мечтали попасть в один танковый экипаж, насмотревшись фильма о «Трёх танкистах», но когда пошли в военкомат, в строй встали, на беду, рядом. Нам приказали рассчитаться на «первый-второй» и построили в две шеренги. Кто знал, что из-за этого построения мы расстанемся навсегда? Первая шеренга — в ней оказался Ленька — стала командой «01», вторая, где был я, командой «02». А дальше как в песне: «На Запад поехал один из друзей, на Дальний Восток — другой». Я оказался в сорок первом среди пустынных забайкальских сопок на пограничной заставе, Ленька со своим стрелковым полком — сразу же в тяжёлых боях. Он отступал, выходил из окружений, попал в Москву на переформировку. Написал мне оттуда, что получил Красную Звезду и младшим лейтенантом снова поехал на фронт, под Ленинград…
Я показал Лазареву фотографию Леньки. Снят он был в нашем «общем» пальто с мохнатым бараньим воротником, смотрел перед собой прямо, чуть нахмурившись, и только губы готовы были расползтись в улыбку — чувствовалось, он сдерживает смех. Военных фотографий Ленька прислать не успел.
— Да, настоящий, — оценил Лазарев, — Даже по снимку видно: с характером был, как Севка.
Я почувствовал, что с этого момента нас объединило что-то большее, чем взаимный интерес друг к другу, и симпатия, которую мы испытывали с первой встречи.
— Да… Их уже нет, — тихо сказал Лазарев. — И многих других тоже нет… А войне конца не видно.
— Ты думаешь? Ведь сказано — ещё полгода, ну, максимум годик, и Германия лопнет под тяжестью своих преступлений…
Рассказы сборника посвящены нашим современникам. В центре каждого — острая моральная проблема. С особой теплотой пишет Владимир Шорор о подлинных героях — людях скромных и мужественных, нетерпимых к недостаткам.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.