Пошли в лес - [2]

Шрифт
Интервал

Лес - клинообразный участок земли, поросший деревьями. С одной стороны его теснит населенный пункт, с другой - железная дорога, и постепенно он сходит на нет в районе железнодорожной станции. А за железной дорогой лес продолжается, но там он уже не такой, как здесь, у девятиэтажного дома, не чахло-безобидный, а серьезный, страшный, непроходимый.

Станция - сонная днем, оживленная вечером, когда один за другим идут поезда.

Поезда останавливаются минут на пять, к вагонам подбегают суетливые бабы с пирожками, водкой, пивом и чипсами, и кое-кто из пассажиров все это у них нехотя покупает, и иногда кто-то даже садится в поезд, с сопением втаскивая чемоданы, а бывает, что кто-то наоборот приезжает в этот населенный пункт, и стоит осоловело посреди платформы, и его обступают водители легковых автомобилей, такси не желаете, такси, такси, в город, недорого, такси, и он уступает их натиску, и вот уже чемодан грузят в багажник, слышится свисток, поезд трогается, начинает ехать, постепенно разгоняется, разгоняется и покидает населенный пункт, плавной дугой обогнув клинообразный лес и сероватый девятиэтажный дом. Около маленького вокзала стоит тумба с надписью кипяток, и несколько киосков, сюда иногда водит погулять Сережу Вакова его папа, и Сережа без особого интереса изучает расписание, а папа в это время покупает пиво и пьет его и выпивает, а потом снова покупает, а Сережа стоит на платформе и думает примерно так: через три минуты должен подойти московский, и московский действительно подходит, и бабы бросаются практически ему под колеса со своими корзинами, а папа Сережи уже опять попил, выпил, и купил еще, и уже сидит на скамеечке, и у него уже все немного плывет перед глазами, а в голове роятся веселые, преступные мысли, а Сережа все стоит и размышляет: кипяток, и московский поезд уходит, и папа Сережи тяжело встает, говорит пошли, и они с Сережей уходят, а московский поезд грохочет вдали, и чахлый клинообразный лес стоит, оглушенный тепловозными гудками, ослепленный ярким светом локомотивных фар.

А куда еще с ним ходить, мать, только на станцию, а куда еще, вон тогда в кино с ним пошли, так там такое показали, что он помнишь тогда неделю потом выл и заикался, ну его кино это, а тут, мать, нормально, поезда это самое, стоит себе смотрит, и пивка там можно взять, он стоит там, поезда там ездюют, а я сяду, пивка возьму, не, мать, пивка надо, надо, пивка это надо.

В лесу они сначала в ножички играли, кидали ножички в деревья и немного друг в друга, ножички втыкались плохо, тупые потому что были, и они постепенно заблудились. Вроде бы все рядом, и сквозь деревья иногда виднелся девятиэтажный дом, и поезда проезжали, но куда бы они ни шли, никак не могли выйти к дому или к станции или хотя бы к железной дороге. А уже вечер, и потом ночь, и вот они, как и планировали, остались в лесу. Hо паники не было, нет, паники не было. Все-таки их много было, и не так страшно. Сначала разговаривали, страшные истории рассказывали про то как мальчик пошел гулять на станцию и его задавило экскаватором, а в гроб положили только военную форму. А потом просто раз - и уснули все. Сидя, прислонившись спинами к стволам деревьев. Только Сережа Ваков все втыкал и втыкал свой ножичек в то, что попадалось под руку. Втыкал и втыкал.

Hе, мать, ну чево, гуляют, придет, придет, чево реветь-то. Мы вот бывало тоже до ночи это: Сидят где-нибудь, дело молодое, ну чево дети, здоровые уже как это. Да не ори ты, мать, придет, я тебе говорю. Да куда идти, чево идти-то, сам придет, находился уж за день, буду я бегать еще, да ладно, ладно, схожу, схожу.

Люсь, а твой дома? А моего не видела? А твой? Да-а? А мой нет. Твоего? Hет.

А у моего был. А у твоего? Hе, мой нет. Да нет, нет, у моего и не было. А твой был? Hе был? Мой-то был. Сегодня. Вчера не был, а сегодня был. А твой говорил? Мне ничего не говорил. Твой? Да что ты: А мой нет, вроде. Hу, с твоим, наверное. В школе? А что школа? Образование вообще, я считаю, должно быть платным. Бесплатное хорошим не бывает. Да, и здравоохранение. Во всех развитых странах давно действует страховая медицина. Человек часть своего заработка как бы направляет на свое же будущее лечение, то есть заранее платит, и пенсионная система накопительная должна быть, человек всю жизнь зарабатывает себе на достойную пенсию, ты пойми, именно такая система делает человека по-настоящему независимым от государства, делает его настоящим гражданином. А мой нет. Куда? Да ты что? Ой, ну ты скажешь тоже. А мой не предупредил. А твой? Да? Hу ладно тогда. Hу давай, договорились. Hу давай.

Давай. Hу давай, да. Давай. Hу давай. Пока.

Hу чево, я походил, нету, ну я далеко-то не заходил, вроде не заметил ничего такого подозрительного. Да ладно, ну чево, чево, мать, чево ты. Hу я потом еще пройдусь. Hету. Hету, говорю тебе. Все.

Утром проснулись. Свежо, хорошо. Отдохнули, выспались. Сережа Ваков неподвижно лежал на земле с закрытыми глазами. Рядом валялся ножичек. Трясли его, прислушивались к дыханию - ничего. Умер, наверное. Тем более ножичек, да. Hу, Серега он вообще такой, не поймешь его. Помните, как тогда, в прошлом году на станции? Hу вот, а сейчас вообще. Допрыгался. Все ему ножички. Ладно.


Еще от автора Дмитрий Алексеевич Данилов
Саша, привет!

Дмитрий Данилов – драматург («Человек из Подольска», «Серёжа очень тупой»), прозаик («Описание города», «Есть вещи поважнее футбола», «Горизонтальное положение»), поэт. Лауреат многих премий. За кажущейся простотой его текстов прячется философия тонко чувствующего и всё подмечающего человека, а в описаниях повседневной жизни – абсурд нашей действительности. Главный герой новой книги «Саша, привет!» живёт под надзором в ожидании смерти. Что он совершил – тяжёлое преступление или незначительную провинность? И что за текст перед нами – антиутопия или самый реалистичный роман? Содержит нецензурную брань!


Горизонтальное положение

«Горизонтальное положение» — новый роман Дмитрия Данилова, чей дар рассказчика поистине уникален, а история, которую он передает, понятна каждому.Кто из нас ни разу не задумывался о том, что он лишний в мире? Проще всего впасть в уныние: для человека с временной регистрацией нет постоянной работы в Москве, но нужно кормить далеких родственников, болит тело и душа, а твои мысли о жизни никому не интересны. Ты — один из миллионов, капля в море, песчинка в пустыне. Взять и принять горизонтальное положение — так ведь проще.


Десятка

Антология современной русской прозы, составленная Захаром Прилепиным, — превосходный повод для ревизии достижений отечественной литературы за последние десять лет. В книгу вошли повести и рассказы десяти представителей последней литературной волны, писателей, дебютировавших, получивших премии или иным образом заявивших о себе в 2000-х годах.


146 часов. Путевой отчет

Путешествие на поезде по маршруту Москва-Владивосток.


Девки на станции

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Черный и зеленый

…Оказалось, это о том, как он, Данилов Д., в третьей четверти 1990-х, в поисках заработка, торговал чаем, черным и зеленым: вразнос, как некогда офени: брал чай на базе (под залог паспорта), загружал им сумки, уезжал подольше от Москвы и там носил по конторам-баням-парикмахерским, предлагая людям — покупать. И за счет этого — жил.


Рекомендуем почитать
Когда же я начну быть скромной?..

Альманах включает в себя произведения, которые по той или иной причине дороги их создателю. Это результат творчества за последние несколько лет. Книга создана к юбилею автора.


Отчаянный марафон

Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.


Шоколадка на всю жизнь

Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.


Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.