Пощечина - [7]

Забродина. А как вы поступили с посылкой?

Бабаян. Ну, а как я, по-вашему, должен был поступить? Вы бы, конечно, вино - в унитаз, а остальное - в мусоропровод! А я - на стол! Друзей угостить! Ко мне как раз в этот день друзья нагрянули. Все остались весьма довольны. Не обижусь, если такой случай повторится. Но зато, когда я этого грузина случайно в Москве встретил, я его по-московски угостил в "Арагви"! (Серьезно.) И вот что я вам скажу: дело не в цветах, не в духах и не в бутылке вина за рубль восемьдесят...

Забродина. А в чем же дело, Ашот Сергеевич, поясните, пожалуйста?!

Бабаян. Хорошо! Вы лечили больного. Вы вернули ему зрение, спасли жизнь, допустим, дали ему свою кровь... Вы делали это, естественно, бескорыстно, по долгу врачебной совести, не расчитывая на специальное вознаграждение. Его выздоровление и было для вас вознаграждением!

Забродина. Вот и я так полагаю!

Бабаян (продолжает). За время своей болезни иной больной становится для вас близким человеком, вы думаете о нем и на работе и дома. И, прощаясь с вами, он не хочет обойтись простым рукопожатием и, если вы женщина, дарит вам букет цветов, коробку конфет или флакон духов, а если вы мужчина, преподносит ту же бутылку вина со словами: "Доктор, выпейте за мое здоровье!" Это, как вы понимаете, совсем не обязательно, но так понятно, когда это делается от души, от всего сердца. Нельзя человека лишать чувства благодарности. На мой взгляд, все это допустимо, закономерно. Все дело в чувстве меры и такта. Но вот ежели больному, которому, скажем, предстоит серьезная операция, заранее ставится условие и даже обусловливается цена, которую он должен будет заплатить, вот это, простите меня, вымогательство!

Забродина. За это судят! Ашот, стало быть, вы считаете, что доктор Скуратов занимался вымогательством? Этому есть доказательства?

Костромин. Никто точно не знает. Слышали, будто какой-то персидский ковер там фигурирует, какая-то путевка в санаторий...

Забродина. Да, я тоже слышала про персидский ковер, только он будто вовсе не персидский, а самый простой. И не подарили ему, а он его купил через больного, который работает в комиссионном магазине. А если это не подтвердится?

Костромин. Так или иначе, а разбираться нам придется, поскольку есть заявление Ивана Ивановича. (Бабаяну.) А с тобой, Ашот, я в принципе согласен. Не нужно быть ханжой и формалистом.

Квартира Щегловых. Щеглов и Щеглова.

Щеглова. Ты меня звал?

Щеглов. Нет. А что?

Щеглова. Мне послышалось. Тебе обязательно идти на партбюро?

Щеглов. Да!

Щеглова. Как ты себя чувствуешь?..

Щеглов. Да так... как-то... устал... Оля... Ты помнишь, осенью сорок четвертого я приезжал с фронта к вам в Челябинск?

Щеглова. Помню. Почему ты об этом спрашиваешь? Странно. И я почему-то тоже хорошо запомнила эти три дня... Ты был рядом, был ласков и добр, а у меня было жуткое предчувствие, что, как только ты уедешь, мы с тобой расстанемся навсегда. Вот такая глупость. Ждала твоих писем, а ты писал редко. Но зато в каждом письме было: "Жив, здоров, люблю, помню. Твой муж фронтовой лекарь Иван Щеглов".

Щеглов. Оля! Мне нужно сказать тебе важное...

Затемнение

Затем продолжение разговора.

Щеглова. Почему ты тогда не сказал мне об этом?..

Щеглов. Я не смог этого сделать.

Щеглова. Легче было бы сказать правду, чем лгать.

Щеглов. Я не лгал. Я молчал.

Щеглова. Почему?

Щеглов. На войне каждый день мог оказаться для меня последним. А мне хотелось остаться в твоей памяти таким, каким ты меня знала, каким любила.

Щеглова. Ты был с ней счастлив?

Щеглов. Да. Я был счастлив.

Щеглова. Как вы расстались?

Щеглов. Зимой сорок четвертого. Она ушла неожиданно, оставив записку: "Я ушла совсем. Ты должен вернуться в семью".

Щеглова. И вы больше никогда не виделись?

Щеглов. Нет. Никогда. А теперь ты знаешь, что у меня есть дочь. Надеюсь, ты веришь мне, что я ничего не знал? Это было для меня неожиданностью...

Щеглова. Скажи, а ты не думал тогда о том, чтобы уйти от нас совсем, от меня и от Алешки? Почему ты молчишь?

Затемнение

Кабинет в клинике. Заседает партийное бюро.

Огуренкова. Не вижу ни Ивана Ивановича, ни Аркадия Сергеевича!

Скуратов. Я здесь!

Огуренкова. Сорокин в отпуске. Олег Николаевич в командировке. Варенцова срочно вызвали на консультацию. Нет только профессора Щеглова, остальные все в сборе. Может быть, начнем?

Костромин. Как же без Щеглова?

Бабаян. Курить можно?

Огуренкова. Да, пожалуйста. Машенька, позвоните, пожалуйста, на квартиру Щеглова. Спросите, выехал он или нет. Я пока доложу суть дела. Зачитаю поступившее от Щеглова заявление, введу вас в курс дела. А Иван Иванович тем временем подъедет.

Вбегает и застывает у двери Машенька. Огуренкова выходит

из комнаты. Слышен телефонный звонок. Пауза. Затем

возвращается Огуренкова.

(Срывающимся голосом.) Товарищи, как быть? Надо посоветоваться... Иван Иванович не может приехать. У него инфаркт!

Затемнение

АКТ ВТОРОЙ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Квартира Щегловых. Щеглова и Алексей.

Щеглова. Готовь встречный марш!

Алексей. Есть встречный марш!

Щеглова. Алеша, его не очень громко?

Алексей. Конечно, очень! Это же встречный!