Пощады нет - [104]
«Идиотская комедия, — думал он, сбегая вниз по лестнице, — скорее бы все кончилось». Он спокойно работал в своем кабинете, внутренне сжимаясь порой от мысли: «И для этого я столько выстрадал!»
Встреча Юлии с матерью Карла была очень короткой. Юлия поехала к ней без всякого дела. Просто мать Карла была одно время единственным человеком, кто как будто понимал ее состояние. «Мне не хотелось бы, — думала Юлия, — чтобы у нее сложилось обо мне плохое мнение». Мать приняла ее внимательно, говорили о клетке для птиц; Юлия осведомилась об Эрихе; мать спросила, окрепла ли Юлия, времена ныне тяжелые, для Карла теперь далеко не лишней будет поддержка близкого человека. У Юлии не хватило мужества перед этими серьезными женскими глазами открыто говорить о своих намерениях, — это та женщина, которая держала Карла за шиворот, — и она сказала: — Ну что ж, она теперь здесь.
— И я надеюсь, Юлия, что два взрослых человека, имеющие детей, найдут возможность сговориться друг с другом. Ужасные времена мы переживаем. Надо сделать все, чтобы удержаться на поверхности.
Так плохо, значит, обстоит с ним дело, а он звуком мне не обмолвился, пока не прижало его к стене, а теперь и меня хотят пустить в ход неизвестно для чего.
Юлия молча кивала на слова старухи, она хотела поскорей уйти, чтобы, не теряя времени, заняться детьми.
— Да, Юлия, детям это тоже нужно.
«Нужно, нужно, а мне ничего не нужно, а, людоеды?»
Она поехала сначала к своей матери, а затем — домой, к детям.
Спасение детей
Когда Карл, вернувшись в обычный час домой, удрученный предстоящим разговором, позвонил (он намеренно не отпер своим ключом, он хотел таким образом предупредить Юлию о своем приходе), ему отперла горничная; закрыв за ним дверь, девушка вопросительно на него посмотрела: барыня придет позже? Этого он не знает. Он ответил таким ледяным тоном, что горничная больше не расспрашивала. Он вошел в столовую, стол был накрыт, он посмотрел на часы, позвонил и распорядился привести детей. Горничная растерялась:
— Да ведь барыня с собой их взяла. Она сказала, что должна встретиться с вами, господин директор, в городе.
На мгновенье Карл, стоя один у сверкающего сервировкой стола, — перед прибором Юлии девушки поставили большой букет цветов, — застыл, но затем овладел собой, вынул часы:
— Барыня, вероятно, сейчас приедет. Мы подождем ее немного.
Девушка, пораженная, вышла из комнаты.
Карл отодвинул свои стул, сел: она сказала, что должна встретиться с ним, увела детей, она поехала к своей матери или к кому-нибудь из родственников.
Он позвонил по телефону, не выдавая своих сомнений. Юлия днем была у родителей (он звонил туда с чувством отвращения). Да, да, — сообразила экономка, — фрау Юлия несколько часов тому назад была здесь с детьми, а затем ведь она уехала. Уехала? Да, и фрау Юлия говорила, что господин директор приедет потом, а она с детьми уезжает раньше. Карл, как автомат, поддакивал, он хотел лишь осведомиться, каким поездом и с какого вокзала уехала фрау Юлия. Но особа, отвечавшая ему по телефону, этого не могла сказать точно.
Итак, что же она сделала? Разберемся. Прежде всего — разберемся. И Карл бросился в детскую, фрейлейн там нет, где же фрейлейн? Она прибежала из кухни; вся дрожа, стояла она перед хозяином.
— Фрау Юлия давно ушла?
Последовал ответ.
— С детьми?
— Конечно. Барыня собиралась поехать с детьми к вам на фабрику.
— Дети взяли с собой какие-нибудь вещи?
Фрейлейн, прижав руки к груди, — у нее смутно мелькнула догадка, — пробормотала:
— Только несколько игрушек. Каждый самые любимые.
— Просто в руки?
— Нет, каждый в свой чемоданчик.
Боже мой, что же случилось?
— Идемте в детскую. Завтра школа есть? Где их ранцы?
Фрейлейн бросилась вперед, распахнула перед Карлом дверь в детскую.
— Вот они. Этот — Юлии, а этот — Карла.
Что случилось, бога ради? С ними что-нибудь произошло? Я ничего не сделала. Я ничего не знаю.
Он переспросил:
— Завтра школа есть?
Она забормотала:
— Конечно. Завтра среда.
Он стоял, оглядывая комнату, вынул часы. Надо подождать еще немного. Может быть, это и не так.
Звонок. Фрейлейн с засветившимся липом бросилась в переднюю, там она столкнулась с горничной, которая уже отперла дверь. В руках у девушки было письмо, спешное письмо, адресованное господину директору. Фрейлейн и горничная молча поглядели друг на дружку — на конверте был почерк барыни. Горничная, покачивая головой, подняла руку с письмом и протянула его фрейлейн, но та письма не взяла, обеими руками она зажимала рот. В освещенном коридоре стоял около детской и ждал хозяин. Горничная дала ему письмо, он уже издали видел его у нее в руке, — сейчас грянет удар, он лихорадочно вскрывает конверт.
«Дорогой Карл, я забрала детей и уезжаю с ними. Они счастливы. И я тоже. Я думаю, что ты сможешь жить без них и без меня. Адрес мой я оставляю адвокату отца. Юлия.
Р. S. Денег я от тебя никаких не жду, что касается детей, то этот вопрос мы урегулируем позже».
Господин директор, большой, широкоплечий, стоит с письмом в руке в длинном коридоре, напротив детской, и читает, читает, точно перед ним большая рукопись. Но он вовсе не читает, — лишь рука его застыла в этом положении, глаза остановились на этом листке бумаги, давно уже эти строки ничего ему не говорят, давно уже при виде их в мозгу у него ничего не шевелится. У него желтое, вялое, переутомленное лицо. Вот рука с письмом опустилась, он поворачивается, и, словно деревянный, высоко подняв плечи, медленно идет по коридору, шаг за шагом приближаясь к столовой, дверь в которую раскрыта. Горничная и фрейлейн, стоя в другом конце коридора, видят, как он неестественно медленно двигается, держа конверт с письмом барыни в приподнятой руке, вот он ступил в залитую светом комнату, где они накрыли стол для всех, он проходит мимо высокого букета прямо к пустующему «уголку». Здесь уже приготовлен боковой столик, на котором стоит электрическая сушилка для хлеба; сюда они тоже поставили огромную вазу с прекрасными цветами, он стоит перед этими цветами. Почему он стоит? Потому что колени не сгибаются, ноги не ходят, больше никаких причин нет. Потом он все-таки тащится к своему музею; и эта дверь тоже раскрыта, но просторная комната погружена во мрак, свет из столовой падает сюда, на полу длинная тень железного рыцаря. Он останавливается на пороге, плечи у него высоко подняты; он стоит, стоит, а потом прислоняется к косяку двери.
Роман «Берлин — Александерплац» (1929) — самое известное произведение немецкого прозаика и эссеиста Альфреда Деблина (1878–1957). Техника литературного монтажа соотносится с техникой «овеществленного» потока сознания: жизнь Берлина конца 1920-х годов предстает перед читателем во всем калейдоскопическом многообразии. Роман лег в основу культового фильма Райнера Вернера Фасбиндера (1980).
В марте 1923 года в Берлинском областном суде слушалось сенсационное дело об убийстве молодого столяра Линка. Виновными были признаны жена убитого Элли Линк и ее любовница Грета Бенде. Присяжные выслушали 600 любовных писем, написанных подругами-отравительницами. Процесс Линк и Бенде породил дискуссию в печати о порочности однополой любви и вызвал интерес психоаналитиков. Заинтересовал он и крупнейшего немецкого писателя Альфреда Дёблина, который восстановил в своей документальной книге драматическую историю Элли Линк, ее мужа и ее любовницы.
Роман «Три прыжка Ван Луня» сразу сделал Альфреда Дёблина знаменитым. Читатели восхищались «Ван Лунем» как шедевром экспрессионистического повествовательного искусства, решающим прорывом за пределы бюргерской традиции немецкого романа. В решении поместить действие романа в китайский контекст таились неисчерпаемые возможности эстетической игры, и Дёблин с такой готовностью шел им навстречу, что центр тяжести книги переместился из реальной сферы в сферу чистых форм. Несмотря на свой жесткий и холодный стиль, «Ван Лунь» остается произведением, красота которого доставляет блаженство, — романтической, грандиозной китайской сказкой.
«Горы моря и гиганты» — визионерский роман Альфреда Дёблина (1878–1957), написанный в 1924 году и не похожий ни на один из позднейших научно-фантастических романов. В нем говорится о мировой войне на территории Русской равнины, о покорении исландских вулканов и размораживании Гренландии, о нашествии доисторических чудищ на Европу и миграциях пестрых по этническому составу переселенческих групп на территории нынешней Франции… По словам Гюнтера Грасса, эта проза написана «как бы под избыточным давлением обрушивающихся на автора видений».
Альфред Деблин (1878–1957) — один из крупнейших немецких прозаиков 20 века. «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу» — последний роман писателя.Главный герой Эдвард потерял ногу в самом конце второй мировой войны и пережил страшный шок. Теперь лежит на диване в библиотеке отца, преуспевающего беллетриста Гордона Эллисона, и все окружающие, чтобы отвлечь его от дурных мыслей, что-нибудь ему рассказывают. Но Эдвард превращается в Гамлета, который опрашивает свое окружение. Он не намерен никого судить, он лишь стремится выяснить важный и неотложный вопрос: хочет познать, что сделало его и всех окружающих людей больными и испорченными.
В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.
Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.