Посейдон - [44]

На том конце провода повисает пауза. Я удивлена, что она не порывается заехать за мной сама. Наверное, я не настолько ей нравлюсь, как кажется.

— Позвони тогда мне завтра, хорошо? Гален хочет, чтобы я была с тобой на связи.

— Это так мило с его стороны, — протягиваю я.

Она хихикает.

— Дай парню передышку. У него хорошие намерения, поверь. Просто он еще не сообразил, как за тобой ухаживать.

— Мне не нужно, чтобы меня кто-то опекал.

— По-видимому, он так не считает. И пока он не передумал на этот счет, боюсь, тебе придется меня потерпеть.

— Вы всегда делаете, что он говорит? — я изо всех сил стараюсь не съязвить.

— Не всегда.

— Ну да.

— Эмма, если бы я всегда делала, что мне говорят, ты сидела бы сейчас под замком в отеле, пока я бы искала нам частный самолет к выбранному Галеном месту. Так что сейчас отдыхай. Я буду ждать твоего звонка завтра.

* * *

Бросив полотенце на песок, я с разбегу ныряю в воду. Я рассчитывала, что первое погружение будет освежающим, даже захватывающим дух от холода — в общем, каким оно и должно быть в любую уважающую себя осень в Нью-Джерси. Но когда я выныриваю, чувствую я себя просто отвратительно. Вода все еще едва теплая. Прямо как мой душ. Или моя личная жизнь.

Я плыву против волн, и затем ныряю под линию прибоя. Я задерживаю дыхание и дрейфую, нажав кнопку старта на старом секундомере папы. И обнаруживаю еще один повод ненавидеть ход времени: это скучно. Чтобы не пялится на циферблат, как тащатся минуты, я повторяю вслух алфавит. Затем я перечисляю статистику Титаника, точно также, как любой зацикленный на ней человек. Несколько крабов проплывают подо мной, подслушивая, как я сопоставляю число спасательных шлюпок с количеством пассажиров, в то время как волны смещают меня к берегу.

Спустя пятнадцать минут, мои легкие начинает сдавливать. Через семнадцать минут возникает чувство, будто у меня вместо легких надутый до предела воздушный шарик. В двадцать минут терпеть уже нет сил. Я выныриваю и останавливаю секундомер.

Двадцать минут, четырнадцать секунд. Неплохо для человека — особенно с учетом мирового рекорда в тринадцать минут, тридцать две секунды. Но как для рыбьих возможностей, это никуда не годится. Не то, чтобы рыбы задерживали дыхание или что-то в таком духе, но жабр же у меня точно нет. Гален говорил, что он не задерживает дыхание. Сирены заполняют водой легкие и просто абсорбируют из нее необходимый кислород. С моей удачей, я не стану проверять это на себе. Честно говоря, отрастить себе хвост — мой единственный способ заставить себя поверить во все это. Даже то, что я побила мировой рекорд с первой же попытки, не сможет меня заставить вдохнуть морской воды. Ни за какие коврижки.

Я возвращаюсь назад, на глубину по шею и сбрасываю время на часах. С глубоким вдохом, я наполняю легкие и включаю таймер по новой. И тут я чувствую это. Она заполняет воду вокруг меня, бьется без ритма. Пульсация. Кто-то близко. Кто-то, кого я не знаю. Медленно, я отступаю назад, аккуратно, чтобы не создать малейший всплеск. Несколько секунд спустя я понимаю, что так пятится не имеет смысла. Если я чувствую их, то и они чувствуют меня. Пульсация становится сильнее. Они направляются просто ко мне. И быстро.

Отбрасывая осторожность, правила этикета и папины часы, я карабкаюсь как сумасшедшая к мелководью. Сейчас приказ Галена оставаться на суше вовсе не кажется беспочвенным. О чем я думала? Я практически ничего не знаю о Сиренах — лишь то, что удалось впихнуть мне в башку за последние 24 часа у него дома. Я знаю, что структура их общества во многом похожа на нашу. У них есть такие понятия, как правительство, законы, семья и дружба. Но есть ли у них преступники? Как у людей, есть насильники и серийные убийцы? Если да, то мой поступок можно сравнить с прогулкой по темной парковке в одиночку. Дура, дура, дура…

Вдохнув волну, я понимаю, что мои легкие еще не приспособлены к воде. Извержение воды из легких и кашель замедляют меня немного, но берег близко. Я замечаю палку тоньше моей руки просто под мокрым песком. То, что она сломается, как щепка, о крепкую голову Сирены не имеет значения.

Я уже на глубине по колено, когда кто-то хватает меня за лодыжку. Я смотрю вниз, но напавший на меня, видимо, в своей скрытой форме, едва выделяется среди волн. Вода не останавливает мой крик, но заглушает его от людей. Рука, большая и сильная, тянет меня под воду, словно вырывая из безопасности. Я трачу драгоценный воздух, крича и пиная практически невидимый пузырь, но я не стану сдаваться без борьбы.

Дно океана — крутой склон. Всего несколько солнечных лучей пробиваются сквозь глубь. Эти проблески исчезают, и как только мои глаза приспосабливаются, все проясняется, словно в дневном свете. Чем сильнее я брыкаюсь, тем быстрее мы мчим сквозь воду, и тем туже становится хватка похитителя.

— Ты делаешь мне больно! — ору я. Мы останавливаемся так быстро, что я чуть не сворачиваю себе шею.

— Упс, прости, — извиняется водяной шар, материализуясь в Торафа, и отпускает мою лодыжку.

— Ты!

— Конечно, я. А кто же еще?

* * *

Мы всплываем к ночному небу. Звезды заполняют мой взор, но я не уверена, реальны ли они, или просто результат нехватки кислорода. Тораф полностью выныривает и словно хвастаясь, скользит по поверхности на кончике хвоста, как дельфин в «Подводном Мире».