Посевы бури - [14]

— Никак, вы, Юний Сергеевич, выступаете поверенным его сиятельства барона Мейендорфа?

— Боже меня упаси! Просто имел беседу с господином бургомистром, то бишь градоначальником.

— Не вижу разницы, — двусмысленно ответил Сторожев.

— Да, немецкая партия настаивает, — прекрасно понял его полковник.

— И вы полагаете, мы должны пойти им навстречу?

— Всенепременно! Бросить им эту кость. Пусть подавятся. Ради больших дел стоит ликвидировать крохотный очажок, который, однако, можно до бесконечности раздувать. Повторяю, Сергей Макарович, что этот Плиекшан только предлог для открытого недовольства имперской политикой. И вообще пора консолидировать силы против действительно общего противника. Дворянство, Сергей Макарович…

— Не надо о том! — вспылил Сторожев. — Я и сам из столбовых, в шестой книге записан… Но есть разница между русским дворянином и остзейским бароном. Не позволю себе забывать о столь распространенном среди рыцарства обыкновении, как двойная лояльность. А вы, полковник?

— Как вам сказать? — Волков шумно прочистил горло и полез в портсигар за новой папироской. Прямой вопрос Сторожева обезоружил его и оглушил, как верный, стремительной силы удар. — Лично я одному государю присягал… Впрочем, не обижаюсь на вас, Сергей Макарович.

— Нам следует помнить о половинной лояльности этих господ. Еще куда ни шло, когда один сын служит в лейб-гвардии его величества, а другой, словно в противовес, у кайзера в вермахте. Тут хоть какая-то определенность есть. Но некоторые кондотьеры так с места на место перескакивают… В случае войны…

— Не перехлестываете ли, Сергей Макарович? — Полковник не замедлил взять реванш. — Наши государи не только кузены, но и союзники… Не посоветовал бы вам раздувать антинемецкие настроения.

— Совершенно с вами согласен, — вынужденно признал Сторожев, поскольку намек прозвучал яснее ясного. — Ни о какой антинемецкой тенденции речь, разумеется, не идет. Но современные промышленные города в первую голову растут за счет коренного населения. Коренного! Вот и решайте теперь, на кого следует нам опираться. — Сторожев нетерпеливо притопнул ногой.

— Опираться нам, милостивый государь, надлежит на законы империи, циркуляры министерства и указания вышестоящих лиц. Прекрасно сознавая ваше превосходство надо мной во всех отношениях, рискну напомнить, что оба мы лишь орудия монаршей власти. Будем же выполнять свой долг, а не мудрствовать лукаво.

— Простите, Юний Сергеевич. — Сторожев чувствовал, что его глаза буквально озарились торжеством, и поспешил надеть очки. — Не я пустился в рассуждения относительно уместности тех или других акций для проведения в жизнь инструкций свыше. Вы выдвинули тезис, что расправа, — он не отказал себе в удовольствии повторить это слово, — расправа над Райнисом… ну, целесообразна, скажем так. Верно ведь? Я же, со своей стороны, лишь попытался оспорить ваш тезис, привел свои возражения. Чего же тут недозволенного? Решать ведь не нам с вами. Давайте изложим свои точки зрения его превосходительству и предоставим ему вынести свой вердикт.

— Не перестаю поражаться вашей светлой голове! Поверьте мне, Сергей Макарович, что вас ожидает отменнейшая карьера. Губерния вам явно тесна! Куда там! Уверен, что послужу еще под вашим началом, когда министерство возглавите.

— Будет вам, Юний Сергеевич, — покраснел Сторожев. Ему было одновременно и противно, и лестно. — Значит, договорились?

— Увы, мне, дураку! — развел руками Волков. — О союзе с вами мечтаю, не о тяжбе. Где мне с вами тягаться? Будто не знаю, чью сторону возьмет его превосходительство! Эх, Сергей Макарович, Сергей Макарович, скорблю, что не сумел вас убедить. Уповаю только на то, что, ознакомившись с материалами по делу Плиекшана, вы решительно перемените мнение. Как-никак, а на охране порядка я собаку съел. Тут я опытнее вас, извините.

— Кто спорит, Юний Сергеевич? Это же очевидно.

— Значит, беретесь в срочном порядке ознакомиться с делом? И, если убедительно покажется, даже мнение свое перемените?

— Мнения — не убеждения. Если факты в другую сторону довлеть начинают, мнение можно и пересмотреть. А вот убеждения… Лично меня никто не разубедит в том, что малым народам особенно свойственно чтить больших поэтов. И не считаться с этим было бы ошибочно!

— Ваши убеждения делают вам честь, — как-то неопределенно улыбнулся Волков, и по лицу его разлилось привычное дежурно благостное довольство.

ГЛАВА 3

Как и было условлено, Плиекшан поджидал Изакса в соснах. Он пришел загодя и, расстелив плед, прилег в ивняке над обрывом. Прутья краснотала проклюнулись нежной желтизной листвы. Тихо покачиваясь на ветерке, они словно навевали дремоту. Удивительно свежо пахло морем, сосновой живицей, сухим вереском. Вдоль кромки прибоя брели гуляющие дачники. В наемных пролетках выезжали подышать господа при цилиндрах, сопровождающие дам в широкополых, отделанных страусовыми перьями шляпах. Сезон еще не был открыт, но кургаузы и заведения особо интимного свойства уже гостеприимно распахнули свои двери.

Ян Изакс спустился с заросшего лещиной пригорка. Играя ореховым прутиком и задумчиво насвистывая, он остановился у обрыва полюбоваться закатом. Неторопливо закурил папиросу и, оглядевшись, приблизился к Плиекшану. Тонкий, изящный, среди сосен, малиновых от заката, он выглядел беззаботным фланером.