Поселок на трассе - [17]

Шрифт
Интервал

— Ольга! — вспыхнула Катерина Игнатьевна. — Сколько тебя учили!

— А я ничего особенного не сказала.

— Вот видите, — смущенно заговорила Катерина Игнатьевна, обхватив девочку рукой, — ничего особенного не сказала… Да-а, наши дети, наши дети… — Повторяла она, почему-то расстроившись. — А слышали, сегодня на трассе? Ужас какой, мальчишка полез в фургон крутить баранку, в яр завалился.

— Не завалился, а убили, — возразила девочка.

— Что-о? Ты что болтаешь? Ты что сказала, что сказала! — еще более расстроилась Катерина Игнатьевна. — Что ты знаешь, что ты можешь знать?

— Знаю. Во дворе говорили.

— В каком дворе? В каком дворе? У нас и двора нет, дом на пустом месте стоит.

— У Таты во дворе. Тата говорила.

— Какая Тата? Опять эта Тата! Ты почему шатаешься по дворам?

— Я не шатаюсь. Мы всегда, все девочки, у Таты во дворе играем, всякие книжки читаем.

— Вот пожалуйста, они читают! Что вы читаете, что?

— Что хотим, то и читаем.

— Слышали? Ну, что мне с ней делать? И наказывать рука не поднимается, целую четверть проболела, в клинике лежала на обследовании.

Анатолий сочувственно присматривался к девочке — серые, внимательные глаза Оленьки, как всегда у детей после тяжелой болезни, стали большими и тревожными; рука с голубыми прожилками нетерпеливо легла на руку матери. Вокруг шеи розовая капроновая ленточка с подвешенным плоским ключом от квартиры.

— Значит, мы с тобой друзья по несчастью? — склонился к девочке Анатолий. — Друзья по коечкам больничным?

— Почему по несчастью, — не поняла Оленька, — я не знаю, о чем вы говорите. Я сказала про мальчика, а вы про что?

— Не приставай ты со своим мальчиком, — оттеснила девочку Катерина Игнатьевна. — Не слушайте ее, глупая девчонка. На трассе лучше знают, да я сама слышала и видела, как вытаскивали трактором машину, серый фургон пищеторга.

— Не серый, а коричневый, — перебила Катерину Игнатьевну Оленька.

— Не коричневый, а серый, — строго поправила дочку Катерина Игнатьевна.

— Нет коричневый, шоколадный, — упрямо повторяла девочка. — Я видела, шоколадный.

— У тебя кругом шоколады, так шоколады и снятся. Серый фургон. Трактор вытащил серый фургон.

— Нет шоколадный. Я вышла на балкон, когда загремел гром, посмотреть летающие тарелки и видела — шоколадный.

— Какие тарелки? Причем тут тарелки?

— Тата говорит, когда небо светится от молний, летают тарелки. Тата говорит, сейчас по всей земле летают тарелки.

— Господи, — всплеснула руками Катерина Игнатьевна, — мы про фургон, она про тарелки.

— И я про фургон, я ж видела…

— Ну, теперь пойдет… У меня уже вот такая голова от ее выдумок, — рассердилась мать. — Если не тарелки, так снежный человек или дракон подводный… Вы уж извините нас, приятного аппетита. А мне ж еще на базу!..

Черный кот проводил Катерину Игнатьевну и Оленьку до двери, постоял, о чем-то размышляя, и вернулся к столу, прижался к ноге Никиты.

— Странная девочка! — Анатолий прислушивался к удаляющимся шагам Оленьки. — Я еще на площадке заметил — не по-детски ревниво следит за каждым шагом матери.

— Не девочка странная… — неохотно отозвался Никита. — Жизнь у них странная. Муж неизвестно где, затяжные командировки, я его в глаза не видел. Свекруха ведьма. Соседи рассказывали, Катерину со света сживала, сынка наставляла: „Ты уж за ней гляди, ты уж присматривай, чтоб не очень гуляла. А то ж тут понаселялись кругом, интеллигенция, образованные, знаем мы этих образованных“. Теперь девчонке голову морочит без стыда и совести: „Папка в отъезде, так ты доглядай кругом. Ты тут хозяйка растешь!“

— Серый или коричневый? — спросил Анатолий.

— О чем ты?

— О фургоне. Серый или шоколадный?

— Ты о фургонах! А я думаю о том, как девочке жить, понимаешь, как ей жить в ее обстановочке, с квартирным ключиком на шее. Его фургоны тревожат! Я о главном думаю, как ей живется-можется. Невольно вспоминаю: в моей семье не было свекрухи-ведьмы; соседей языкатых не замечалось, никто ни за кем не следил, не высматривал… Интеллигентное семейство, сознательное. Сосуществовали разумно, уважительно, мирно. Но, помнится, они часто спорили. Тоже разумно, уважительно. Однако слишком возбужденно: Каждый с сознанием своей правоты. А мне слышалась ссора, не переносил этого интеллигентного, гнетущего противостояния. И когда они жестко отстаивали свои позиции, мне чудилось — земля колеблется и готова рухнуть. И потом эти молчания, сменяющие спор. А если спорят не интеллигентно…

Помолчали, заканчивая обед с пирожками.

— И все же — коричневый или серый? — поднялся Анатолий. — Разреши позвонить?

Никита удивленно глянул на друга:

— Телефон в кабинете отчима.

Анатолий набрал номер подрайона:

— Лейтенанта Пантелеенко нет поблизости?

— Кто спрашивает?

Анатолий назвался.

— С выздоровлением. Приступили?

— Жду приказа.

— Его нет сейчас. Но должен явиться. Что передать?

— Пусть позвонит на квартиру архитектора… Пусть позвонит Никите, он знает.

— Сделаем.

Никита с неожиданной для Анатолия хозяйственностью занимался уборкой комнаты, вынес посуду на кухню, сложил в мойку, — угадывалась солидная вышколенность.

— Дозвонился?

— Нет его.

— Он говорил тебе — его девчонка в салоне работает?


Еще от автора Николай Иосифович Сказбуш
Октябрь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
С грядущим заодно

Годы гражданской войны — светлое и драматическое время острейшей борьбы за становление молодой Страны Советов. Значительность и масштаб событий, их влияние на жизнь всего мира и каждого отдельного человека, особенно в нашей стране, трудно охватить, невозможно исчерпать ни историкам, ни литераторам. Много написано об этих годах, но еще больше осталось нерассказанного о них, интересного и нужного сегодняшним и завтрашним строителям будущего. Периоды великих бурь непосредственно и с необычайной силой отражаются на человеческих судьбах — проявляют скрытые прежде качества людей, обнажают противоречия, обостряют чувства; и меняются люди, их отношения, взгляды и мораль. Автор — современник грозовых лет — рассказывает о виденном и пережитом, о людях, с которыми так или иначе столкнули те годы. Противоречивыми и сложными были пути многих честных представителей интеллигенции, мучительно и страстно искавших свое место в расколовшемся мире. В центре повествования — студентка университета Виктория Вяземская (о детстве ее рассказывает книга «Вступление в жизнь», которая была издана в 1946 году). Осенью 1917 года Виктория с матерью приезжает из Москвы в губернский город Западной Сибири. Девушка еще не оправилась после смерти тетки, сестры отца, которая ее воспитала.


Пушки стреляют на рассвете

Рассказ о бойцах-артиллеристах, разведчиках, пехотинцах, об их мужестве и бесстрашии на войне.


Goldstream: правдивый роман о мире очень больших денег

Клая, главная героиня книги, — девушка образованная, эрудированная, с отличным чувством стиля и с большим чувством юмора. Знает толк в интересных людях, больших деньгах, хороших вещах, культовых местах и событиях. С ней вы проникнете в тайный мир русских «дорогих» клиентов. Клая одинаково легко и непринужденно рассказывает, как проходят самые громкие тусовки на Куршевеле и в Монте-Карло, как протекают «тяжелые» будни олигархов и о том, почему меняется курс доллара, не забывает о любви и простых человеческих радостях.


Ангелы приходят ночью

Как может отнестись нормальная девушка к тому, кто постоянно попадается на дороге, лезет в ее жизнь и навязывает свою помощь? Может, он просто манипулирует ею в каких-то своих целях? А если нет? Тогда еще подозрительней. Кругом полно маньяков и всяких опасных личностей. Не ангел же он, в самом деле… Ведь разве можно любить ангела?


Родная земля

В центре повествования романа Язмурада Мамедиева «Родная земля» — типичное туркменское село в первые годы коллективизации, когда с одной стороны уже полным ходом шло на древней туркменской земле колхозное строительство, а с другой — баи, ишаны и верные им люди по-прежнему вынашивали планы возврата к старому. Враги новой жизни были сильны и коварны. Они пускали в ход всё: и угрозы, и клевету, и оружие, и подкупы. Они судорожно цеплялись за обломки старого, насквозь прогнившего строя. Нелегко героям романа, простым чабанам, найти верный путь в этом водовороте жизни.


Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла

Роман и новелла под одной обложкой, завершение трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго автора. «Урок анатомии» — одна из самых сильных книг Рота, написанная с блеском и юмором история загадочной болезни знаменитого Цукермана. Одурманенный болью, лекарствами, алкоголем и наркотиками, он больше не может писать. Не герои ли его собственных произведений наслали на него порчу? А может, таинственный недуг — просто кризис среднего возраста? «Пражская оргия» — яркий финальный аккорд литературного сериала.