Поселенцы - [13]

Этимъ кончился разговоръ, и лошадей погнали скорѣе, но все-таки были застигнуты вьюгой далеко отъ жилища и какъ бѣлымъ платкомъ покрывались падающими снѣжными хлопьями. Поднялся сильный сѣверный вѣтеръ, и слѣды весны окончательно исчезли до восхода солнца. Все вокругъ — озеро и горы, покрылось ослѣпительнымъ снѣжнымъ покровомъ.

Глава четвертая

Съ этого времени до конца апрѣля погода была перемѣнчива, — то весна, казалось, совсѣмъ установилась, то опять дулъ свирѣпый вѣтеръ и угрожалъ возвращеніемъ зимы, но все же снѣгъ таялъ, и на поляхъ начинали уже работать плугомъ; между тѣмъ съ сахарныхъ заводовъ подымался дымъ. Ледяная поверхность Остзего сдѣлалась рыхлой, и потянулись большія стаи дикихъ гусей, съ крикомъ направлявшихся къ сѣверу. Наконецъ, и озеро, окончательно растаяло, и послѣднія льдины поплыли къ Сускеганѣ, со скоростію, соотвѣтствовавшею измѣненію всего ландшафта и способствовавшею совершенному исчезновенію зимы.

На другой день Елисавету разбудили крики лебедей, и она подошла къ окну на веселый зовъ Ричарда.

— Вставайте, вставайте, сударыня. Лебеди летятъ чрезъ озеро, и небо покрыто голубями. Вставайте скорѣе: Веньяминъ приготовилъ уже платье, чтобы послѣ завтрака отправиться въ горы на голубиную охоту.

Елисавета и Луиза Грандтъ вскорѣ послѣ этого любезнаго приглашенія вошли въ гостиную. Двери были открыты, и тихій, ароматный воздухъ весенняго утра врывался въ комнату; мужчины въ охотничьихъ костюмахъ нетерпѣливо ждали завтрака.

— Посмотри, Елисавета! посмотри, Мармадукъ! южныя голубятни открылись, — сказалъ Ричардъ. — Стаи съ каждой минутой становятся гуще и безконечно умножаются. Тутъ ихъ столько, что можно цѣлый мѣсяцъ прокормить армію, a перьевъ хватить на постели всего нашего округа. Торопись же, Лизочка, я горю нетерпѣніемъ задать имъ перцу.

Мармадукъ и Эдвардсъ тоже раздѣляли это желаніе. Дамы живо приготовили завтракъ, a потомъ мужчины отправились въ поле.

Голуби носились въ воздухѣ; вся деревня была въ движеніи; можно было видѣть всѣ роды огнестрѣльнаго оружія, начиная съ шести-футоваго ружья на утокъ до верховыхъ пистолетовъ; мальчики вооружились даже самострѣлами.

Оживленіе въ деревнѣ направило полетъ птицъ въ горы, около которыхъ собрались онѣ такими густыми массами, что невозможно было не удивляться скорости ихъ полета и множеству ихъ. Въ пространствѣ между горъ, около Сускеганы, собрались охотники, и скоро началась аттака.

Между охотниками показалась высокая и худая фигура Кожанаго-Чулка, съ ружьемъ въ рукахъ; за нимъ слѣдовала его собака, обнюхивая убитыхъ птицъ падавшихъ на землю; но послѣ она сѣла y ногъ своего господина, какъ будто раздѣляла его отвращеніе къ такому развлеченію.

Какъ только стая голубей пролетала пространство, на равнинѣ раздавался залпъ, и тѣ, которыя избѣгали его, подвергались одиночнымъ выстрѣламъ въ горахъ, такъ что смерть вездѣ встрѣчала бѣдныхъ птицъ. Даже стрѣлы и метательное оружіе годились для этой массы, которая летѣла такъ низко, что можно было сбивать ее палками. Между тѣмъ, Ричардъ Джонъ, осмѣивавшій охотниковъ въ ихъ обыкновенныхъ средствахъ уничтоженія, дѣлалъ съ помощью Веньямина приготовленія къ роковому нападенію. Въ Темпльтонѣ была пушка, заряжаемая фунтовою пулею. Ричардъ очистилъ ее отъ ржавчины, поставилъ на колеса, и такимъ образомъ сдѣлалъ годною къ употребленію. Съ помощью лошади привезли ее на мѣсто, удобное для стрѣльбы, и Веньяминъ самъ зарядилъ ее утиной дробью. Какъ только узнали, что она готова, толпы мальчиковъ радостно приблизились къ мѣсту. Отверстіе было направлено вверхъ, и Ричардъ, держа щипцами раскаленный уголь, сѣлъ на пень и ожидалъ старыхъ голубей, достойныхъ его вниманія.

Птицъ было такое множество, что безпрерывный шумъ оружія и крикъ мальчиковъ производили только то дѣйствіе, что раздѣляли ихъ на маленькія кучки. Онѣ летѣли по долинѣ, и никто не старался собирать лежащихъ тамъ жертвъ.

Кожаный-Чулокъ оставался молчаливымъ зрителемъ, но какъ скоро увидѣлъ пушку, то не могъ совладать съ своими чувствами.

— Вотъ вамъ выгода отъ колонистовъ, сказалъ онъ. Тридцать лѣтъ видѣлъ я полетъ этихъ голубей, неповрежденныхъ и нетронутыхъ, пока не явились вы, съ вашими взглядами. Я всегда съ удовольствіемъ видѣлъ ихъ появленіе, они составляли мое общество; они такъ же беззаботны, какъ мѣдяница. И вотъ я съ состраданіемъ долженъ видѣть эти ужасныя вещи, доставляющія удовольствіе только деревенскимъ мальчишкамъ. Но Богъ не можетъ терпѣть, когда губятъ его созданія, и за это будетъ воздано вамъ возмездіе. Даже самъ Оливеръ такъ же жестокъ, какъ и другіе: убиваетъ эти невинныя созданія, какъ будто онѣ мингосы!

Между охотниками былъ и Билли Кирби; онъ безпрестанно заряжалъ свой мушкетъ и стрѣлялъ не цѣлясь, такъ что голуби падали ему на голову. Онъ услыхалъ слова Натти и не оставилъ ихъ безъ отвѣта.

— Что вы тамъ ворчите, Кожаный-Чулокъ, о смерти нѣсколькихъ голубей; если бы, какъ мнѣ, истребили они вашу крупчатку, то вы не сочувствовали бы этимъ чертенятамъ. Ура! ура! мальчишки, хорошенько! Да это лучше, чѣмъ стрѣлять въ голову индюка.

— Да, Билли Кирби, для васъ и подобныхъ вамъ, не имѣющихъ понятія о выстрѣлѣ, отвѣтилъ Натти съ раздраженіемъ. Это просто ужасно цѣлить такъ въ кучу, и ни одинъ человѣкъ, могущій стрѣлять въ одиночку, не сдѣлаетъ этого. Если мнѣ нужна птица, то я иду въ лѣсъ, и найдя то, что мнѣ надо, застрѣлю птицу, не касаясь другой, хотя бы ихъ были тамъ сотни. Вы, Билли, конечно, не можете этого сдѣлать, даже еслибы и хотѣли.