Посадские сказки - [9]

— Вот, не изволите ли… любопытный пример на интересную тему… Однако… презанятная записка!

И принялся читать письмо вслух.

— «Три пса, похотью гонимые, забрались в голубятню, дабы в отсутствие хозяина разорить гнездо. Но от голубки посрамлены были и в клети под замки посажены. А кто те псы, узнают при помощи ключа. А ключ тот — от третьей клети, где под третьим псом лежит ключ от клети второго пса, а под вторым — от первой клети. А псов тех следует предать позору и бесчестию за то бесчестие, которое сами они замышляли. Праведного и неподкупного решения от вас ожидает невинная голубка». Так и подписано, — поднял глаза бургомистр, — «невинная голубка».

— Какая прелесть! — сказала бургомистерша Вонлярлярская.

— Велите внести? — безучастно спросил слуга.

— Чего? — не понял хозяин.

— Так эти… Клети… с псами.

— Да где же они?! — воскликнул Вонлярлярский.

— Да где ж им и быть-то… На улице… на телеге стоят… Как привезли, так и стоят.

Сообщение это произвело настоящий переполох. Хозяин, а за ним и гости, исключая разве духовных особ, бросились к окнам, что выходили на улицу, и замерли, отыскивая глазами то, о чём говорилось в письме.

— Которые? — порывисто спросил Вонлярлярский.

— Во-он! На телеге стоят, — неторопливо повторил слуга, подходя к окну и стуча по полу своей деревяшкой.

— Это сундуки?!

— Они самые! Как привезли, так и стоят…

— Это очень странно, — заметил Вонлярлярский.

И, отвернувшись от окна, сказал:

— Не надо нести сюда. Мы сами спустимся вниз и посмотрим.

— Кто желает, разумеется, — добавил он, покосившись на отца настоятеля, не покинувшего своего места за столом и с невозмутимым видом наблюдавшим за происходящим в комнате.

Кроме монашествующих, пожелали спуститься все. Сундуки сняли с телеги, и одноногий слуга стал пробовать ключ. Гости бургомистра Вонлярлярского, расположившиеся полукругом на безопасном от сундуков расстоянии, молчали. Выражение на лицах было таким, какое бывает у детей в Рождественский сочельник — все ожидали чуда и немного чего-то боялись. Один сундук слуга не смог отпереть. Но в замке другого сундука ключ вдруг легко повернулся, замок щёлкнул, и слуга отбросил крышку.

В это самое время в не по размеру длинном сером подряснике, с намотанной на голове не то женской шалью, не то скатертью с кистями, из сундука выскочил некто, метнулся в сторону и бросился наутёк. Поднялся визг, дамы кинулись к своим мужьям, а бургомистерша Вонлярлярская даже попыталась упасть в обморок. Но вспомнив о том, что она на улице, и что если муж велит отнести её в дом, она пропустит самое интересное, бургомистерша опомнилась и, ахнув, только сказала, что «со страху едва чувств не лишилась». На что бургомистр Вонлярлярский заметил:

— Э нет! Других псов мы так просто не выпустим!

И обращаясь к одноногому слуге, прибавил:

— Поищи-ка там, в сундуке, другой ключ.

Ключ отыскался быстро, и слуга тут же отпер следующий сундук.

Действо, развернувшееся перед домом бургомистра, не осталось незамеченным, и к расписным сундукам, украсившим серую от пыли улицу, потянулись отовсюду любопытные.

Второго «пса», по настоянию бургомистра Вонлярлярского, да, думается, и по искреннему желанию собравшейся вокруг публики, решено было схватить непременно. Зачем, однако, нужно было хватать и что потом с «псом» делать дальше, никто толком не знал. Допросить ли, судить, отпустить ли на все четыре стороны — об этом не думали. Кто-то хотел схватить, а кто-то — узнать и рассказать тем, кто ещё не знал.

Но второй сундук принёс новое разочарование. С опаской, но всё же, прежде чем открыть, несколько мужчин встали поближе. Одноногий слуга, кряхтя, откинул крышку, но каково же было общее замешательство, когда поднялась со дна сундука фигура в чёрном саване и в чёрном же куколе и погрозила всем пальцем воздетой кверху руки.

Бургомистерша Вонлярлярская упала-таки в обморок, а бургомистерша Полсноп, опешившая сперва, едва опомнившись, ущипнула мужа и зашипела что-то о том, до чего способны довести бабьи россказни и всякое чаромутие.

Страшась адских мук, и Христина, должно быть, прикупила у странниц на Монастырской площади чёрный саван. Богдан Македонович, оставшись в сундуке «як Адам» и не довольствуясь пенюаром, попытался натянуть на себя первое, что попалось ему под руку. Этим первым оказался сюртук купца Моисеева. Попович облачился, было, в сюртук и ощупью стал подыскивать брюки, как вдруг вытащил из-под себя нечто чёрное и безразмерное. Наверное, попович оказался одним из немногих, кто ещё при жизни смог оценить чудесную силу чёрных саванов. Саван скрыл от сторонних глаз не только Богдана Македоновича, но и сюртук Фрола Савельевича, с которым попович отчего-то не захотел расставаться. Когда же открыли сундук, Богдан Македонович, дабы не выдать себя слишком приметной речью, все публичные объяснения свёл к подъятию перста. После чего, пользуясь всеобщим замешательством, преспокойно покинул место своего заточения и укатил на извозчике в неизвестном направлении.

Извозчик уверял потом, что странный седок, по прибытии на Дворянскую улицу, сказал ему что-то о море, после чего скрылся за воротами соседнего с отца Македона дома. Пока же несчастный возница предавался размышлениям о связи между морской стихией и двугривенным, который он недополучил, Богдан Македонович, впервые в истории посада оплативший проезд изречением из латыни, перемахнул через разделявшую сады ограду и направился прямо к отчему дому. На пороге он столкнулся с маменькой, которая пришла в ужас от чёрного савана. На вопрос родительницы, что это на нём надето, Богдан Македонович, обсасывавший какую-то травинку, отвечал небрежно: