Порядок в зоне - [2]

Вот послужной список подполковника в отставке Вольнова за последние годы службы в ИТУ: начальник отряда, инспектор по политико-воспитательной работе, замначальника учреждения по той же работе. До саженцев ли тут?

Правда, Степан Филиппович постоянно следил, чтобы на территории ИТУ, особенно возле вахты и штаба, в теплое время года цвели на клумбах соответствующие цветы, названиями которых он, однако, никогда не интересовался. Спецконтингенту, привлекаемому к работам по благоустройству, он давал четкие указания - рассадить цветы таким образом, чтобы из них складывались политически важные лозунги: "На свободу - с чистой совестью", "Решения - выполним", "Наш ударный труд - Родине". Он всегда выбирал лозунги с черточкой посередке, так красивее.

На своем рабочем месте Степан Филиппович был хозяином: сам проверял исполнение, сам взыскивал за промахи и нерадивость. Но в детали не вникал. Лишь бы в зоне был порядок. А на садовом участке он мог спросить только с жены и с себя самого. Но жена у него была существом безгласным, безответным, цену ей Степан Филиппович знал давно, и всю вину за садовые неудачи взял на себя.

Вкалывал он на участке до ломоты в пояснице, а потом, поужинав кое-как, читал допоздна журнал "Твой сад" и справочники для садоводов, но все впустую. Что бы там ни талдычили, есть, должно быть, такие никудышные участки, которые не превратил бы в цветущий сад даже сам великий преобразователь природы.

У соседей отцвели пионы и распустились флоксы, клубничины что твой кулак, яблоневые ветки от завязей гнутся, хоть подпорки ставь, а у Степана Филипповича паршивые анютины глазки - и те квелые, пластаются по глине, будто занеможила эта самая Анюта и глазки свои не в силах раскрыть. А соседи-писатели идут со станции по-над оврагом, смотрят на зону подполковника Вольнова, ухмыляются и шутки отпускают. Только деревенщик с посохом приветливо ему кивает, приподымая картуз, и подбадривает: "Не унывай, соседушко, и на твоей улице праздник будет". И двигает к себе, на свой чернозем.

Не подумайте только, будто Степан Филиппович после первых неудач сдался на милость природы. Не из таких он был, чтобы сдаваться. Иначе не пройти бы ему трудного пути от простого конвойного до замполита ИТУ. Однако и у него опускались руки, когда после всяких окучиваний и подкормок по-прежнему не находил он в своем саду ничего путного. Что ни посади, все дохло на этом гнусном косогоре, а то немногое, что ухитрялось уцелеть, после желтых утренних туманов выглядело так, что лучше бы тоже сдохло.

В середине июля, утром, едва сошел туман, Степан Филиппович вышел из домика и направился в уголок, где стыдливо притаился у забора дощатый нужник. По дороге он несколько раз наклонялся, чтобы поднять с земли то окурок, то клочок бумаги, брошенные сверху, через ограду, проходящими мимо садоводами. Не питали они должного уважения к Степану Филипповичу, может быть, просто потому, что не знали его как следует. А может, и наоборот, как раз потому, что знали.

Почти у самого забора, за полметра до цели путешествия, что-то кольнуло его чувствительно в босую пятку, так что Степан Филиппович охнул и произнес несколько слов, обычно в таких случаях употребляемых людьми простыми. Нагнувшись, он увидел крохотную колючку, проклюнувшуюся из-под земли. Откуда бы ей взяться?

Обронил, когда резал проволоку для ограды? Но не таков был Степан Филиппович, чтобы ронять и забывать. К тому же колючка выглядела совсем свежей, она блестела первозданным металлическим блеском и, казалось, омыта была утренней росой. А подполковник Вольнов знал, как быстро, за считанные дни, ржавеет на открытом воздухе колючая проволока.

Степан Филиппович потянул железный шип на себя, тот подался, но с трудом, потащив за собой тонкий металлический ус, на котором, притаившись под землей, сидели совсем уже крошечные шипики, точь-в-точь как настоящие, только в сто раз меньше. Ус сопротивлялся Степану Филипповичу, как если бы его держал в земле корень.

Подполковник Вольнов подивился находке, но не очень, поскольку сам предмет был знаком и привычен, и присыпал ус землей.

За хлопотами Степан Филиппович забыл о колючке, а когда на следующее утро отправился тем же маршрутом, на сей раз предусмотрительно надев сандалии, то увидел, что ус заметно подрос и шипы на нем вполне сформировались. На земле лежал отрезок колючей проволоки, у верхушечной почки блестящий, словно хромированный, а внизу, ближе к корневищу, уже загрубевший, с налетом рыхлой ржавчины. И рядом с этим дивом, из рыжей глины, на которой не то что анютины глазки, но и сорная трава растет неохотно, пробивались, тянулись к солнцу новые стальные шипики.

От жалости к этой слабой, беспомощной такой растительности у Степана Филипповича захолонуло сердце. Еще до завтрака он настрогал подпорок и воткнул их в землю возле колючки, с таким расчетом воткнул, чтобы, набирая силу, молодая поросль не преграждала дороги к дощатому строению.

Два дня спустя подпорки пришлось сменить - они не выдерживали тяжести усеянных шипами железных стеблей. Степан Филиппович вкопал в землю колья, оставшиеся от возведения забора. Колючка перла из земли, что твой бамбук, она подошла к забору и там одержала скорую победу над недоразвитым боярышником с его игрушечными шипами.