Порядок в культуре - [7]

— Вы знаете, в присутственных местах я не раз встречала объявления с ошибками. В литературных газетах можно найти непростительные ошибки. Вообще-то, речевой беспредел в нашем общественном пространстве просто пугает. В маршрутных такси пассажиры «скромно» молчат, боясь (или будучи равнодушными) потребовать прекращения нецензурной брани. Девушки запросто изъясняются матом в присутствии парней, а мамаши — в присутствии собственных детей. О, если бы эти грязные слова обладали явными материальными качествами, например, разъедающей кислоты, то люди бы ужаснулись тому вреду, который они наносят себе и другим. Но вся эта речевая нечистота им кажется безобидной и обыкновенной. Я предлагаю сопротивляться — не проходить мимо мерзости, глупости, грязи, а вести себя активно. Чиновникам же, непременно, нужно сдавать экзамен по русскому языку каждые пять лет, а то и чаще…

— Так изменилось ли, на Ваш взгляд, что-то с тех пор, как миру возвестили, что «Вначале было Слово…»?

— Наверное, что-то изменилось. Человек изменился. Александр Потемкин назвал свой последний роман «Человек отменяется», где он поставил человечеству весьма печальный диагноз — вырождение. Поэтому одна из задач сегодня — это очеловечивание человека. Культурные и духовные фильтры были всегда, и они как раз не позволяли человеку оскотиниться.

Конечно, эти священные слова мы часто употребляем всуе, не погружаясь в их сокровенную метафизическую природу. Ведь, собственно, мы и отличаемся от всех земных тварей тем, что можем говорить, обладаем странным, необычайным, невероятным этим даром. Бог попустил человеку назвать все в этом мире, стать отчасти Его со-творцом. Какая это ответственность — владеть словом! Ведь словом можно убить и приласкать, словом можно унизить и возвысить, словом можно напоить, как живой водой. Сегодня слово часто напоминает спущенного с цепи одичавшего и злого пса. Звучание в общественных местах уголовного «шансона» и текстов неприличного содержание — увы, стало привычно! И это-то и страшно, что привычно. А вот в Китае в бывшем Императорском, а теперь народном дворцово-парковым комплексе звучит тихо, но отчетливо китайская музыка. А вот в знаменитом аэропорту Шанхая я слушала, ожидая посадки в самолет, нашего Петра Ильича Чайковского…

Дети ведь не знают грязных слов, если мы их не научим. Вы знаете, когда мой сын был маленьким, он меня удивлял тем, что все время придумывал слова со словом «благо». Говорил: «Москва — самая благовечная сторона», «хорошие были гости, благопитательные, все съели». И вправду, сколько у нас таких слов — благорастворение, благодарность, благосостояние, благополучие, благородный, благодетель, благость, благодать, благой, благоукрашатель, благовидный, благонадежный, благонравный, благовременный, благовеличавый… Вот так-то. Красиво, мощно, надежно. А разве мог быть иным изначальный дар слова?

Беседовала Ольга Лухманова

«Русское национальное искусство существует»

Известный критик и теоретик современного литературного процесса, доктор филологических наук, зав. отделом культуры журнала «Москва» Капитолина КОКШЕНЕВА рассказывает о художественных приоритетах почвеннического лагеря русской культуры. С ней беседует Дмитрий ВОЛОДИХИН.

— Вы известны как один из наиболее авторитетных критиков, принадлежащих к почвенническому лагерю современной русской литературы. Как вы думаете, какие процессы, происходящие в изящной словесности наших дней, являются определяющими?

— Современная культура раздроблена, и сам принцип дробления, увы, до сих пор остается выгодным. Выгодным для тех, кто стимулирует потребление культурного продукта низкого качества. Я считаю, что определяющим может быть только существенное. Если «для всякого народа величайшее и важнейшее целое есть он сам» (Н. Дебольский), следовательно, первичный и главный критерий для оценки культурного творчества нации (куда непосредственно входят и творцы-художники) следует искать в ней самой, а не среди европейских экспертов по культуре, не среди наших сторонников перманентной культурной революции. Определение цели культурной деятельности с позиций самобытного развития налагало бы обязательства, требовало выбора приоритетов, приводило к конфликтам, из культурных быстро превращающимся в политические. Ведь любая определенная оценка в культуре сегодня тут же трактуется как «нарушение прав человека» и «свободы печати». Вспомните, стоило только молодежному движению «Наши» публично сжечь книги В. Сорокина, как раздались предупредительные окрики о «тоталитарной угрозе». Конечно, благоразумный человек не будет считать, что государство способно создавать культурные шедевры, — нет. Но государство способно проводить политику, направленную на возрастание серьезного и качественного, нерыночного и национально-ценностного в культурном пространстве, в котором закону стоимости противостоял бы закон ценности. И такой опыт нам известен: в XVIII веке пусть и искусственная возгонка своих, отечественных «северных Расинов и Корнелей», дала все же неплохие результаты. Перевели всю античность, создали систему жанров отечественной литературы, воспитали вкус к художественности и изящному чтению, достигли в русской светской культуре европейского уровня художественности. Важна, принципиально важна сама государственная установка на прирост национальной культурной почвы. Это миф, что русский XVIII век был подражательным и европейски зависимым в культуре.