Портреты - [14]

Желаем профессору М. Эйве, чтобы шахматы при его президентстве достигли еще большего расцвета во всем мире.

Пятый чемпион

В 1934 году Большой зал Ленинградской филармонии был переполнен. Турнир мастеров с участием Макса Эйве и Ганса Кмоха. Сидя за шахматным столиком, Эйве вытягивал свою левую ногу располагая ее на стуле, – в этом положении ему не так больно (купаясь в Черном море накануне турнира, Эйве ушиб ногу).

Контракт с Алехиным о матче на первенство мира уже подписан; матч год спустя будет происходить в Голландии. Шахматный мир не сомневался в победе Алехина – с 1927 года, после выигрыша матча у Капабланки, Алехин побеждал во всех турнирах, где он играл. Правда, за несколько месяцев до ленинградского турнира Алехин в Гастингсе отстал от первого призера – Флора – на пол-очка. Но какое это имеет значение? Более важно, что у Эйве не было особо больших успехов.

Тем не менее 34-летний Эйве матч выиграл и стал пятым чемпионом мира. Когда в 60-х годах мы с ним выступали в Иркутске Эйве выразил желание прочесть лекцию о двух своих матчах с Алехиным (матч-реванш в 1937 году Эйве проиграл). Я боялся неблагоприятной реакции собравшихся любителей шахмат: ведь все они были поклонниками великого шахматиста Александра Алехина. Но Эйве действовал с поразительным искусством. Да, признал он, Алехин в 1935 году злоупотреблял алкоголем. К сожалению, он так поступал не только во время матча на первенство мира, но и во время соревнований. Стало быть, в том, что Эйве превзошел Алехина в 1935 году, ничего удивительного не было, поэтому Эйве по праву стал чемпионом. А в 1937 году, сказал Эйве, Алехин уже восстановил свою спортивную форму, и он, Эйве, уже не мог с ним справиться. Слушатели наградили экс-чемпиона аплодисментами – я вздохнул с облегчением…

Макс Эйве был прагматиком, он легко адаптировался в изменяющихся обстоятельствах. Таким он был в жизни, таким – и в шахматах. Он изучил в шахматах все, что было опубликовано. Поэтому Эйве хорошо владел известными стратегическими приемами. Но прагматик не может быть стратегом, а стратег – прагматиком. И после матч-реванша 1937 года Алехин справедливо заметил, что по таланту Эйве является тактиком!

Тактиком Эйве был выдающимся. Просмотров у него почти не было, а хитрые неожиданные ходы он просто «выкапывал». Я тоже был неплохим тактиком, но тактика никогда не являлась основой моей игры, и поэтому первые наши встречи заканчивались не в мою пользу…

Результат турнира в Ленинграде зависел от моей неоконченной партии с И. Рабиновичем. Выиграв затянувшийся эндшпиль, я с опозданием явился на заключительный банкет в Доме ученых. Макс поздравил меня и тут же сказал, что устроит мне приглашение на турнир в Гастингс. Тогда он все свои обещания, видимо, хорошо помнил – я не заметил у него записной книжки, в которую впоследствии он заносил все свои дела. О чем только его не просили! Здесь были и приглашения, и просьба поддержать молодых шахматистов и просьбы о материальной помощи, просили книги, заказывали статьи… Эйве, как правило, никому не отказывал. Используя каждую свободную минуту, он мелким четким почерком (обычно по-немецки) писал статьи, примечания или интервью…

Широта его интересов была поразительной. Никогда не расставаясь с шахматами (сколько шахматных книг он написал…), он преподавал математику в женском лицее, а когда появилась вычислительная техника, стал представителем фирмы «Ремингтон» в Евpone – разъезжал по многим странам и консультировал фирмы: какая ЭВМ больше подходит для использования в данных условиях. Потом работал главным специалистом в бюро по электронике, которое ведало размещением заказов (каких – не знаю, но пройти в помещение бюро было нелегко), был председателем комиссии Евратома по шахматному программированию. Стал профессором двух университетов, был и президентом ФИДЕ.

Эйве любил путешествовать. Еще в начале 30-х годов совершил кругосветное турне, после чего его окрестили «Летучим голландцем». Как-то я ему рассказал, что выступал в Тюмени и Сургуте, а вот до Салехарда, где живут оленеводы, не добрался…

– Поехали вместе? – предложил Макс.

Долго я уговаривал его стать президентом ФИДЕ, считая, что лишь шахматист, который был чемпионом мира, может понять важность устойчивых и справедливых правил проведения соревнований на первенство мира (президент Рогард отменил постоянно действующие правила). Эйве долго не соглашался, но затем изменил свое мнение и прилетел в Москву, чтобы выяснить позицию Советской шахматной федерации. Я сразу примчался в отель «Метрополь» пошли мы в ресторан (сидели в том самом зале, где в 1925 году проходил знаменитый международный турнир), и за дружеской беседой я высказал надежду, что теперь-то уж будут приняты справедливые правила… Неожиданно будущий президент спрашивает:

– А можно ли будет кроме матчей раз в три года (с претендентом по отбору) проводить дополнительные матчи на мировое первенство?

Я обомлел.

– А с кем же чемпион будет играть?

– С сильным гроссмейстером, который обеспечит призовой фонд, – отвечает Эйве.

– А если будет два вызова, тогда кто будет иметь приоритет?