Портрет тирана - [165]
Так убиенные Сталиным обрели бумажное бессмертие.
А чтобы их тени не смущали новые поколения, имена революционеров изымают из истории. Мятеж левых эсеров 6 июля 1918 года был подавлен отрядами, которыми командовали Вацетис, Муралов, Невский. Однако драматурга М. Шатрова принудили в пьесе «6 июля» показать вместо них одного Подвойского. Геннадий Фиш описал революционные события в Финляндии. Руководил большевиками Гельсингфорса и Балтийского флота Антонов-Овсеенко. Последовала команда «Убрать!». И писатель убрал его из своей книги «В июне семнадцатого».
…Экскурсантам в Эрмитаже показывают лестницу, по которой Антонов-Овсеенко повел восставших во внутренние покои Зимнего дворца. Только ныне вместо него называют другого. Того, кто умер в постели.
Подобное творится сегодня с именами многих революционеров.
Приход к власти Хрущева, его попытка разоблачить Сталина и реабилитировать миллионы жертв сталинщины — историческая случайность. Такая же случайность, как неудача Берии. Сталинщина могла и не кончиться со смертью Сталина. При ином стечении обстоятельств Берия захватил бы власть и устроил всем новую «кровавую баню».
То была драка за власть внутри кучки сталинских приспешников. Исход таких камерных битв предугадать трудно. Исторические закономерности на шайку разбойников не распространяются.
Для такого случайного вождя, как Никита Хрущев, после смерти не нашлось места у Кремлевской стены, где захоронены палачи. Вместе с главарем.
«А товарищ Сталин был необходим, таков закон диалектики», — сказал бы по этому поводу сам генсек. Такова взаимосвязь случайности и необходимости.
И еще немного диалектики.
Разоблачение Сталина и реабилитация его жертв, по существу, процесс единый. Части его диалектически взаимосвязаны и, как показала практика, взаимозаменяемы. Дело-то обернулось реабилитацией Сталина и разоблачением «врагов», необдуманно — ох, уж этот Хрущев!.. — реабилитированных.
Так завершилась эпоха позднего реабилитанса. Эпоха? Не громко ли для нескольких лет милостей, выдаваемых птичьими порциями?
Еще бы мне хотелось рассказать о…
— Довольно! Крышку!
В наши дни
В декабре 1926 года Сталин писал Ф.А.Ксенофонтову: «У меня нет учеников»[278]. Сегодня их предостаточно.
Что их объединяет, поклонников Сталина, пропагандистов сталинщины? Почти все они состоят в Союзе писателей. Еще их объединяет бьющая в глаза бесталанность. О них не скажешь «плохие писатели». Это никакие писатели. Ибо то, что они публикуют, лежит за пределами литературы.
Толкуют о «культе личности» и забывают о другом, не менее вредоносном культе, культе посредственности, который тоже утвердился при Сталине. С грустью думаешь: оба они оказались неподвластны времени — культ личности и культ посредственности.
В последнее время в мире входят в моду разного рода секты: «Адвентисты седьмого дня», «Дети божьи», «Народный храм», «Аквариус»… Может быть, все эти чаковские, стаднюки, алексеевы, симоновы и прочие чуевы, вкупе с чиновниками других ведомств, составили тайную секту тиранофилов? Ведь решения XX и XXII съездов не отменены, они действуют. А кампания реабилитации Сталина набирает силу. Все говорит о том, что в стране существует антипартийный заговор, направленный на восстановление эпохи идолопоклонства. Участники заговора (или члены тайной секты) — писатели, поэты, художники, историки, чиновники — не побоялись войти в конфликт с партией. Они мыслят иначе чем ленинский ЦК. И действуют вразрез с генеральной линией.
Я не настаиваю, как некоторые руководители, на аресте этих инакомыслящих. Совсем не обязательно также запирать их в психиатрические лечебницы. Но поскольку работа на идеологическом фронте пагубно сказывается на их психическом здоровье, а взятые ими на себя обязанности в области творчества и науки явно превышают возможности упомянутых (и многих неупомянутых) здесь лиц, следовало бы освободить их от умственного труда. Если этого не сделать, инакомыслящие могут взять верх над партией, и тогда идолопоклонство вновь станет нормой жизни, ее основным содержанием.
Заговорщики не упускают ни одного благоприятного повода. В 1967 году, в дни празднования пятидесятилетия революции, на Пушкинской площади в Москве, рядом с портретами героев Октября, был выставлен портрет того, кто их казнил.
На могиле Сталина под Кремлевской стеной появился его мраморный бюст. Сделано это было без соответствующего решения ЦК. Значит, инакомыслящие пробрались в верховные органы партии?..
В 1974 году вышел в свет юбилейный сборник Академии наук. В ряду портретов почетных членов Академии оказался фотолик Сталина. В следующем году издан сборник приказов Верховного главнокомандования периода Отечественной войны. В последний момент кто-то подсунул к титульному листу портрет «генералиссимуса».
Посетители Всероссийской художественной выставки 1975 года в Манеже останавливались перед огромным полотном «Делегаты Первого Всесоюзного съезда Советов»: Котовский в шинели с красными «разговорами», рядом — Тухачевский, Егоров, Орджоникидзе. Улыбающийся Чубарь, чуть выше — Антонов-Овсеенко… А в левом углу, в полуфас, характерное лицо генсека.
Лаврентий Берия — имя, написанное на страницах истории кровью. Человек, стоящий особняком даже среди многочисленных «преступников у власти», которыми, увы, был так богат XX век. Человек, при жизни Сталина считавшийся «выдающимся государственным деятелем», а после смерти вождя — расстрелянный как государственный преступник. «Отец родной» для подчиненных — и безжалостный палач для многих тысяч жертв ГУЛАГа. Человек, прорвавшийся к власти с небывалыми даже для сталинской эпохи цинизмом и жесткостью. Имя Лаврентия Берия до наших дней окружено пугающими легендами, тайнами, загадками.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.