Портрет дамы - [98]

Мне нужно было бы подготовиться к тому зрелищу, что ждало нас на выходе из галереи — но я не успела этого сделать. Под самой стеной башни лежали два бездыханных тела. Слабые язычки умирающего пламени все еще пробегали по тому, что некогда было роскошным платьем Катерины, но, к счастью, небеса смилостивились над несчастной — она больше не чувствовала боли. В нескольких шагах от нее лежал Грегорио. Он словно спал, уткнувшись лицом в мягкую траву. Одна его рука была протянута к сестре — последний жест, исполненный такой нежности и любви, что у меня сдавило сердце, и я знала, что никогда не забуду этой картины.

Издав жалобный крик, я упала на колени и закрыла лицо руками. Я слышала голоса вокруг, слышала голос учителя, рассказывавшего о несчастье, случившемся в башне. В ответ раздался один вскрик — голос был хорошо мне знаком, благодаря резкому акценту:

— Боже, почему?!

Зачем я почувствовал, как сильные руки учителя мягко и нежно поднимают меня. В его голосе звучала печаль.

— Мальчику не нужно этого видеть. Прошу, отведите его к портному Луиджи, пусть отдохнет от всего этого ужаса.

Словно в полусне я чувствовала, как чьи-то сильные руки поднимают меня и несут прочь, как будто я была маленьким ребенком. На мгновение я открыла глаза, чтобы посмотреть, кому учитель поручил такую неблагодарную работу. Сквозь слезы, застилавшие глаза, я увидела знакомое смуглое лицо и обвислые светлые усы. Сейчас на лице наемника не было обычной добродушной усмешки — на нем были написаны скорбь и отчаяние, столь удивительные для человека, привычного к битвам и смерти.

Я вновь закрыла глаза и тут же почувствовала, как мне на щеку капнула горячая слеза. Значит, я не единственная, кто скорбит по нему… Эта мысль была последней перед тем, как я провалилась во тьму забытья.

Очнулась я от сильных ударов в дверь и громкого крика:

— Открывай дверь, портной!

Мы стояли перед дверью в жилище Луиджи. Сквозь небольшое оконце мне был виден огонек фонаря, мгновением позже портной возник на пороге, одетый лишь в длинную ночную рубаху, с непокрытой головой.

— Кто здесь шумит? — начал было он, но тут же замолчал, узнав меня. — Что… что произошло?

Наемник без всяких церемоний опустил меня прямо на траву и выпрямился, горько покачав головой, его светлые усы вздрогнули.

— Плохая история приключилась в замке. Синьор Леонардо велел мне принести этого мальца сюда.

Он сплюнул через плечо, развернулся и зашагал прочь, оставив меня наедине с Луиджи. На лице портного была тревога, он поспешно помог мне подняться и почти втащил в дом, торопливо захлопнув дверь, едва мы оказались внутри.

— Дельфина, что произошло этой ночью?!

Голос его был тих и мягок, в маленьких темных глазах горело участие — он прекрасно понимал, в каком ужасном состоянии я нахожусь.

Мгновение я смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, а затем из глаз моих хлынули слезы, я бросилась на шею Луиджи с криком:

— О Луиджи, он мертв!

ЭПИЛОГ ДУРАК

Глупость — это щит стыда…

Леонардо да Винчи. Кодекс Тривульциано

На похоронах Катерины меня не было, но Луиджи рассказал, что погребальная церемония была роскошна. Изуродованное огнем тело обернули тончайшим полотном и убрали цветами и зелеными ветвями, а потом Катерина упокоилась в семейной усыпальнице рядом с графом ди Сасина и остальными представителями его рода. Не знаю, возможно, сама Катерина предпочла бы найти вечный покой в скромной и неприметной могиле, возле своей настоящей матери. Однако всю свою жизнь она прожила дочерью графа — и похоронена была как графиня, а не как дочь бедной служанки.

Несмотря на трагическую смерть Катерины, Моро не изменил своих планов. У него было в достатке кузин и племянниц, из которых можно было выбрать новую невесту для герцога Понтальба. Что же до самого жениха, он, казалось, не обратил ни малейшего внимания на то, как бесцеремонно заменили одну его невесту на другую. Какая разница — ведь он все равно получал земли и приданое; обещанные ему Моро, и его это вполне устраивало.

Я так никогда и не узнала, где похоронили Грегорио: среди могил его солдат или рядом с Лидией и маленькой девочкой, которая и была настоящей графиней. Честно признаться, я и не хотела знать, где его могила. Если бы я это знала… боюсь, я не удержалась бы и отправилась бы туда, чтобы обнять могильный холм и не размыкать этих объятий до самой смерти.

Ибо в тот самый последний миг, когда я взглянула в его глаза, я поняла, что любила этого человека, и неважно, что он успел натворить и что еще собирался сделать. Позднее, уже после той страшной ночи я все рассказала Луиджи, перемежая свой рассказ всхлипами и рыданиями — все о наших встречах с Грегорио и о его желании — не знаю уж, насколько оно было искренним, чтобы я стала его женщиной…

Обычно неприветливый и резкий, портной на этот раз слушал меня с неподдельным участием. Не знаю, одобрял ли он меня — но чувства мои, похоже, понял. Возможно, он выслушал меня просто из сочувствия, потому что на всем белом свете больше не было человека, которому я могла бы излить свою душу.

— Почему Грегорио сделал это?! — восклицала я сквозь слезы, снова и снова вспоминая трагические события той страшной ночи. — Разве смерти Катерины было недостаточно? Он не должен был умирать!