Портрет дамы - [22]

Он закончил письмо росчерком пера и выжидательно посмотрел на меня.

— Ну скажи мне, Дино, как ты находишь тон этого письма? Прошу тебя, не стесняйся, — настоял он, поскольку я несколько раз открыла и закрыла рот, не произнеся ни слова. — Скажи мне, что ты думаешь.

— Хорошо, учитель, — осторожно сказала я. — Если вы хотите знать мое мнение, я скажу вам его. Я нахожу тон этого письма невероятно льстивым и подхалимским. Он вызвал у меня ассоциации с тоном лакея, выпрашивающим милость, которую он не заслужил.

Поскольку Леонардо не рассердился на мои дерзкие слова, я осмелилась добавить:

— По моему мнению, это письмо не достойно вас.

Леонардо некоторое время сохранял молчание, затем довольно улыбнулся.

— Очень хорошо. Я боялся, что был недостаточно раболепен, — удовлетворенно ответил он и принялся собирать страницы.

В ответ на мой полный замешательства взгляд, он сказал:

— Мой мальчик, ты же понимаешь, что подобное подхалимство с моей стороны было намеренным, не так ли?

Когда я робко покачала головой, он наклонился и утешительно похлопал меня по плечу.

— Позволь мне дать тебе совет, Дино, на случай, если тебе когда-нибудь придется искать покровительства сильных мира сего, чтобы заработать себе на хлеб. Все эти поклоны и расшаркивания перед богачами, которые готовы платить за привилегию обладания произведением искусства, созданного нами, — всего лишь игра.

Говоря, он складывал письмо. Затем он наклонил горящую свечу, пролив воск на бумагу и припечатал его камнем со странным узором.

Засунув письмо под камзол, он продолжил:

— Мы обмазываем власть имущих медом лести. Взамен они предоставляют нам свое покровительство. Что до тех художников, которые не желают склонить голову… Они почитают себя выше нас, но очень скоро обнаруживают, что гордостью сыт не будешь.

— Но ведь Моро, или любой другой вельможа, прочитавший это письмо, решит, что вы над ним издеваетесь, — запротестовала я.

Учитель пожал плечами.

— Боюсь, что нет. На самом деле, чем более нелепы эти разглагольствования, тем больше им это нравится… и тем шире они открывают кошельки. Конечно, я всегда прошу вдвое больше той суммы, которая мне нужна. Таким образом, когда они щедро даруют только половину, обе стороны остаются довольны.

— Понятно, — растерянно ответила я и опустила взгляд, внезапно почувствовав себя дурой. Мне следовало бы лучше знать учителя и догадаться, что он не мог на самом деле всерьез писать эту чушь. Кто знает, возможно, мой отец тоже вынужден сочинять столь же заискивающие послания своим заказчикам?

— Не огорчайся, Дино, — попытался приободрить меня учитель. — Теперь ты знаешь правила игры и, когда станешь старше, с легкостью примешь в ней участие. Но обратимся к более важным делам. Расскажи мне, что ты узнал на похоронах Беланки.

Я охотно ухватилась за возможность сменить тему, несмотря на то, что новый предмет разговора заставлял меня чувствовать себя столь же неловко. Я в подробностях рассказала, кого видела в часовне.

Мои умозаключения о том, что три светловолосые девушки тоже являлись горничными Катерины, были встречены одобрительным кивком, равно как и догадка, что пожилая рыдавшая женщина — та самая служанка, которая опознала тело Беланки.

— Без сомнения, это Лидия, — согласился учитель, — хотя нам нужно будет взглянуть на нее вместе, чтобы не осталось сомнений. Думаю, стоит узнать побольше о ее отношениях с Беланкой и выяснить причину столь сильной скорби.

Он с равным интересом выслушал мои выводы относительно носильщика и пажа, оба из которых вполне могли быть влюблены в убитую девушку.

— Очень хорошо, Дино. Я вижу, мои уроки по композиции картины не прошли для тебя даром, — одобрительно сказал он. — Известно, что действия могут сказать гораздо больше, чем слова. И тот факт, что эти двое намеренно сели так далеко друг от друга в таком ограниченном пространстве, говорит о многом. Ты сможешь нарисовать их?

Я сделала, как он просил, и была очень польщена, когда просмотрев наброски, он сказал, что теперь узнает этих людей. Покончив с этим, я также быстро расправилась с остальными прихожанами… Кроме одного. Когда я дошла до мужчины, который сел на скамью позади меня, уверенность меня покинула.

Мое первое впечатление было таково — опасный и привлекательный мужчина. Опасно привлекательный. Как мне показалось, он был на год или два моложе учителя, хотя жесткие линии на его лице усложняли задачу определения возраста. Он не носил бороду, но, похоже, бритва не касалась его лица уже несколько дней. Судя по черным вьющимся волосам чуть выше плеч и регалиям наемника, он, вероятно, был одним из солдат герцога.

За время своего пребывания при дворе я видела подобных мужчин бессчетное количество раз. Когда они не участвовали в сражениях и не несли караул у ворот замка, то в основном бесцельно шатались по округе. Эти солдаты в своих скандально коротких камзолах и пестрых штанах, с лихо прицепленными к поясу мечами были дерзкими и грубыми типами. Только самые отчаянные забияки, будь то мужчины или женщины, осмелились бы искать с ними ссоры.

И все-таки было что-то в этом человеке, что отличало его от этой неотесанной братии. Возможно, это была какая-то ленивая чувственность или окутывающий его терпкий аромат. Может быть, дело было в очертаниях его рта, говорящих о чувствительности их обладателя и одновременно холодной жестокости. Или в руках, слишком красивых и элегантных для человека, который зарабатывает себе на жизнь, размахивая мечом.