Портмоне из элефанта - [43]
— Ну ты тут быстро разбересся, не бойся. Дело хорошее. Главное — налоги не платить, но и не высовываться. А так — нормально. А вот что хуево тут у них — везде лайсенсы на все надо. Куда ни плюнь — лайсенс. Бизнес, какой захочешь, если — лайсенс, рыбу ловить — тоже лайсенс, посрать надо — думаешь: а лайсенс-то я получил?
— А это за деньги, что ли, или как? — заинтересованно выспрашивал второй.
— Да ты чего, парень? — искренне удивился опытный. — Да тут все за деньги… — Он с раздражением потряс в воздухе кулаком. — За деньжищи!..
Последняя капля масла булькнула в корыте, мужики закрутили сливную пробку и потащили корыто в сторону. Алик улыбнулся и внезапно почувствовал, что у него нет привычного раздражения по отношению к бывшим соотечественникам. «Как трогательно, — подумал он. — Интересно, что происходит?»
Хлопнула боковая дверь, и в боксе появился тот, русоволосый, который помогал толкать Аликов «Понтиак».
— Ну, как у вас тут? — спросил он у тех двоих.
— Да нормально, Толь, щас закончим уже… — бодро ответил, который постарше. — Чего ему лить-то, кастрола?
— Лей кастрол, а то ждет клиент, — по-деловому ответил Толик. — Быстрей давай…
— Ничего, я не спешу, — сказал Алик, обращаясь к Толику. — Все в порядке…
— Так ты свой, значит? — широко улыбнулся Толик. — То-то я смотрю… — он немного помялся, подбирая нужное слово, — толкает… Ты у меня не чинился еще? А то у меня многие наши чинятся. Толик я. Сам-то откуда?
— Из Москвы.
— Из самой? — переспросил Толик. — А то тут все, кто от Калуги до Владимира, тоже из Москвы себя считают. Сейчас тут много оттуда, все больше русские, наши, ну в смысле натуральные русские, по нации.
— А у тебя что, только русские чинятся? — спросил Алик, нащупав вдруг интересную тему.
По спине у него пробежала легкая дрожь, и слегка подернулось в анусе. Такое происходило с ним всегда, когда он знал точно — получилось или же вот-вот… И не было судьи у него строже в эти минуты и ценителя выше, чем его чуткое очко.
— Русские — по большей части, но и все другие тоже… — охотно ответил Толик и продолжил: — Они, понимаешь, приезжают когда, сразу к русским не идут. Потому что боятся, что их наебут, — ну как в Союзе все друг друга наебывали, а по нашему-то делу — сам знаешь. Они в «Канадиен Тая» идут чиниться поначалу — к канадцам то есть. Ну а те их наебут еще больше, а денег возьмут — втрое против моего. Вот и считай… Ну, они сразу сюда тогда лыжи вострят чиниться. Я сразу вижу, кто после канадцев приканал, — он с улыбочкой такой, как виноватый вроде. Ну и я его чиню — не вопрос, и еще подскажу, как на потом сэкономить.
Алик заволновался:
— Ну, а канадцы, например, идут к тебе на сервис?
— Тут вот как интересно, — почесал затылок Толик, — если попадет кто, то по случайности разве, а так они к своим только, на канадский сервис едут. Но зато кто попал ко мне — сразу все просекает и потом уже к своим — ни ногой, — хули он там после меня увидит. А канадцы, натуральные которые, деньги знаешь как считают — наши рядом не валялись.
— Ну, а еще кто как чинится, знаешь, а, Толь?
— Кто как, говоришь? — Он снова машинально почесал затылок. — Ну, вот итальянцы, например, к своим чиниться никогда не пойдут — не верят никому своим. И даже если, к примеру, их у себя там не наебут, то они все одно знают — наебут в другой раз непременно. И они лучше ко мне придут, сюда то есть. А те итальянцы других наебывают, кто про них не знает…
— Постой, постой, Толя, а кто про них не знает-то?
— Да и то правда, — согласно кивнул Толик, поняв вопрос по-своему, — нет таких мудаков уже, кто про них не знает…
«Какой сюжет! — восторженно подумал про себя Алик. — Небольшой, конечно, но — сюжет!»
Толиков помощник выкатил из бокса «Понтиак» и протянул ключи Алику.
— Готово!
Алик рассеянно протянул за ключами руку. Он волновался, как охотник, который может упустить добычу.
— Скажи, Толя, а кто же к своим-то ходит? Какая нация?
Толик, не раздумывая ни секунды, тут же среагировал:
— Так китайцы же! Они только к своим и ходят. И не наебывают. Про других не знаю, а своих не наебывают — точно! Они без наебки друг друга держатся — по-хорошему, и сильно дружат… И вообще, я заметил, они ломаются плохо, ездят, как заговоренные.
Алик хотел еще и еще…
— А кто еще к своим ходит? Ну, вот индусы, например, куда идут?
Толик поморщился:
— Чего не знаю — того не знаю, не скажу… Но воняют они чем-то сладким очень все время. А так, не знаю… — Он посмотрел на часы. — А тебе зачем?
Алик как бы невзначай взял Толика за локоть — чтобы не выскользнул — и ответил:
— Понимаешь, я написать про это хочу. Ну, кто есть кто, вроде…
— А-а-а, ну это дело, — неуверенно произнес хозяин сервиса, взглянув на часы. — Про них надо…
Разговор увядал, времени выяснить, кого Толик имел в виду, не оставалось — не был задан еще один вопрос, возможно — главный…
— Ну, а евреи? Евреи к кому ходят чиниться, Толь? — Вопрос прозвучал слегка провокационно. Толик подозрительно глянул на Алика и ответил со всей слесарной прямотой:
— Знаешь, парень, я лично против ваших ничего не имею, но больно уж они… — он помялся, — дотошные. Они сначала по газетам все обзвонят, выспросят, прикинут, сравнят, все подсчитают и перепроверят, а уж потом только идут чиниться. Им все одно куда идти. Но все равно ко мне попадают, потому что у меня без наебки — как у китайцев, но еще и дешевле… — Он победоносно посмотрел на Алика и, воодушевленный произведенным разоблачением, добавил: — А вообще, я вот тебе скажу чего, писатель: нет на свете народа лучше русского — он самый добрый, самый щедрый и самый несчастный, в смысле угнетения… Вот!.. Поэтому все равно, как ни крути, к нему все пойдут… Кроме китайцев… — Толик сплюнул на асфальт и добавил: — Блядь… — Он протянул руку. — Ладно, давай четвертной и будь здоров…
Три девушки работают на московской «точке». Каждая из них умело «разводит клиента» и одновременно отчаянно цепляется за надежду на «нормальную» жизнь. Используя собственное тело в качестве разменной монеты, они пытаются переиграть судьбу и обменять «договорную честность» на чудо за новым веселым поворотом…Экстремальная и шокирующая повесть известного писателя, сценариста, продюсера Григория Ряжского написана на документальном материале. Очередное издание приурочено к выходу фильма «Точка» на широкий экран.
Григорий Ряжский — известный российский писатель, сценарист и продюсер, лауреат высшей кинематографической премии «Ника» и академик…Его новый роман «Колония нескучного режима» — это классическая семейная сага, любимый жанр российских читателей.Полные неожиданных поворотов истории персонажей романа из удивительно разных по происхождению семей сплетаются волею крови и судьбы. Сколько испытаний и мучений, страсти и любви пришлось на долю героев, современников переломного XX века!Простые и сильные отношения родителей и детей, друзей, братьев и сестер, влюбленных и разлученных, гонимых и успешных подкупают искренностью и жизненной правдой.
Трехпрудный переулок в центре Москвы, дом № 22 – именно здесь разворачивается поразительный по своему размаху и глубине спектакль под названием «Дом образцового содержания».Зэк-академик и спившийся скульптор, вор в законе и кинооператор, архитектор и бандит – непростые жители населяют этот старомосковский дом. Непростые судьбы уготованы им автором и временем. Меняются эпохи, меняются герои, меняется и все происходящее вокруг. Кому-то суждена трагическая кончина, кто-то через страдания и лишения придет к Богу…Семейная сага, древнегреческая трагедия, современный триллер – совместив несовместимое, Григорий Ряжский написал грандиозную картину эволюции мира, эволюции общества, эволюции личности…Роман был номинирован на премию «Букер – Открытая Россия».
Свою новую книгу, «Музейный роман», по счёту уже пятнадцатую, Григорий Ряжский рассматривает как личный эксперимент, как опыт написания романа в необычном для себя, литературно-криминальном, жанре, определяемым самим автором как «культурный детектив». Здесь есть тайна, есть преступление, сыщик, вернее, сыщица, есть расследование, есть наказание. Но, конечно, это больше чем детектив.Известному московскому искусствоведу, специалисту по русскому авангарду, Льву Арсеньевичу Алабину поступает лестное предложение войти в комиссию по обмену знаменитого собрания рисунков мастеров европейской живописи, вывезенного в 1945 году из поверженной Германии, на коллекцию работ русских авангардистов, похищенную немцами во время войны из провинциальных музеев СССР.
Роман-триллер, роман-фельетон, роман на грани буффонады и площадной трагикомедии. Доведенный до отчаяния смертью молодой беременной жены герой-писатель решает усыновить чужого ребенка. Успешная жизнь преуспевающего автора бестселлеров дает трещину: оставшись один, он начинает переоценивать собственную жизнь, испытывать судьбу на прочность. Наркотики, случайные женщины, неприятности с законом… Григорий Ряжский с присущей ему иронией и гротеском рисует картину современного общества, в котором творческие люди все чаще воспринимаются как питомцы зоопарка и выставлены на всеобщее посмешище.
Психологическая семейная сага Григория Ряжского «Четыре Любови» — чрезвычайно драматичное по накалу и захватывающее по сюжету повествование.В центре внимания — отношения между главным героем и четырьмя его женщинами, которых по воле судьбы или по воле случая всех звали Любовями: и мать Любовь Львовна, и первая жена Любаша, и вторая жена Люба, и приемная дочь Люба-маленькая…И с каждой из них у главного героя — своя связь, своя история, своя драма любви к Любови…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.