Портмоне из элефанта - [33]

Шрифт
Интервал

«П…да на цыпочках… — подумал, глядя на нее, Ленчик. — Сучка! — Он обратил внимание на ее тонкую голень. — А трахается, наверное, как умалишенная…»

— Выпьете с нами портвейна, Леонид? — спросила его томная узкоглазая молодая женщина, та, что сидела ближе к нему. — У нас еще и кагор есть, если вы предпочитаете сладкое…

Ленчик однажды видел ее в мастерской у известной художницы Аннетты Бернштайн и сейчас сразу узнал — это была Фируза. В прошлом она работала ведущей манекенщицей Ташкентского дома моделей, а сейчас, по возрасту, перешла в модельеры и трахалась с одним из секретарей тамошнего узбекского ЦК.

Ленчик посмотрел на нее задумчиво, чуть заметно улыбнулся и распевно произнес:

— Я пью, но еще не придумал, из двух выбирая одно: веселое асти-спуманте иль папского замка вино…

— Это ваше? — заинтересованно спросила Фируза.

— К сожалению, нет, — с легкой игривой грустью ответил Ленчик, — это Мандельштам…

— Ну, конечно же… — неуверенно улыбнулась Фируза, — конечно…

Очкастая интеллектуалка, та, которая сучка, никак не прореагировала.

«Если я ее не трахну, — подумал Ленчик, — то просто умру, по-настоящему…»

Он мысленно представил себе, как эта утонченная стерва извивается в его, Ленчиковых, объятьях, и понял, что охота началась, любой ценой… На кону стояла честь, защищавшая чуть раньше интересы принесенного им яйца Фаберже, а теперь — просто — без Фаберже.

Дамы тем временем собрались уходить. Нана Евгеньевна приложилась к Эмминой щеке, вытянув губы трубочкой, и сказала:

— Деточка, я тебе завтра позвоню, мы идем в посольство на прием, Гендрих пригласил, он за нами заедет…

Ленчика Нана продолжала упорно игнорировать.

— Может, вас подвезти? — спросил он, не обращая внимания на ее демонстративную отстраненность.

«Но ведь кто-то же ее трахает…» — вплыла в голову неожиданная по своей простоте мысль, и он вежливо переспросил:

— Вы не на машине? А то я сейчас свободен…

Каким-то местом, расположенным между пупком и Фаберже, он почувствовал, что стрелка на Трубе отменяется.

«Попал на лавэ… — подумал он без особого огорчения. — Ох, разведчик меня вздрючит, и фирмач больше не нарисуется…»

— Хорошо, — ответила Нана Евгеньевна, — подвезите…

Когда его «семерка» тормознула у дома на Пятницкой, было уже совсем темно. Пока они молча ехали, он обдумывал план действий. Решение пришло неожиданно и было моментально утверждено в связи с отсутствием какой-либо альтернативы.

— Благодарю вас, Леонид, — сдержанно произнесла она и взялась за ручку двери.

— Скажите, Нана Евгеньевна, — промолвил Ленчик, — а как вы насчет трахнуться?

Дама на секунду замерла, не веря, видимо, своим ушам, медленно развернулась к водителю, дрогнувшей рукой сняла очки и уставилась на Ленчика изумленным взглядом.

— Ах ты гнус, — тихо произнесла она с красным от гнева лицом, — да за кого ты себя принимаешь, ублюдок? Искусствовед липовый, спекулянтская морда… Иди других зассых поищи… то есть, — она смутилась, — я хотела сказать, других поищи… которые зассыхи… Как раз для тебя будут…

Поскольку теория его в очередной раз подтверждалась, Ленчик выслушал монолог со спокойной грустью и произнес заранее приготовленную фразу:

— Ну, а если триста, Нана Евгеньевна, тогда как, а?

Расчет оказался точным. Поразительно точным, в десятку… Нана Евгеньевна надела очки, сняла ладонь с дверной ручки, хорошо улыбнулась, автоматом превращая всю сцену в милую шутку, и сказала:

— Да… Это возможно, Леонид… Конечно…

Ленчик достал крокодиловый лопатник, отсчитал три бумаги и протянул даме:

— Это твое… и еще вот…

Он залез рукой в правый внутренний карман пиджака, где на длинной, двенадцатисантиметровой булавке были насажены сто пятьдесят непропаянных полусеребряных турецких цепочек, которые он принял на реализацию несколько часов тому назад на Ленинградском вокзале от питерского фарцовщика по кличке «Пионер», оптом, по девять рублей за штуку. Отдавать он их планировал в розницу от двадцати двух до четвертака. В левом кармане осталась висеть такая же булавка с цепями, но из желтого металла, по шесть рублей за штуку, тоже опт. В Питере Пионер заведовал тиром в детском Парке культуры, так, для социального лица и пенсионного стажа, но заодно еще столько же денег, сколько на фарцовке, наживал и на пульках для духовушек…

Ленчик на ощупь отстегнул крайнюю цепочку и протянул ее Нане:

— Возьми, котенок…

Против котенка, да еще на «ты», Нана уже не возражала, и любовью они занялись прямо здесь, в машине, на заднем сиденье, в темноте Замоскворецкого двора… Нана, как он и предполагал, оказалась сучкой искушенной и жутко страстной. Про «это» она знала все, а, разогретая дополнительным подарком, делала еще больше… Ленчик едва успевал фиксировать последовательность производимых операций, но о деньгах все-таки вспомнил, правда, не раньше, чем все закончилось…

Они привели себя в порядок, и тогда Ленчик приступил ко второй, промежуточной фазе сложных отношений, предполагающих романтику, но не настолько, чтобы понести убытки. Хватит на сегодня потерянного фирмача…

— Я бы, конечно, хотел подарить тебе не это, а это вот… — Он отстегнул слева желтую цепочку и выудил ее наружу. — Золото, венецианского плетения, несерийного образца… Мне дали на комиссию, — он быстро поправился, — на исследование то есть. Но это чужое и очень дорого…


Еще от автора Григорий Викторович Ряжский
Точка

Три девушки работают на московской «точке». Каждая из них умело «разводит клиента» и одновременно отчаянно цепляется за надежду на «нормальную» жизнь. Используя собственное тело в качестве разменной монеты, они пытаются переиграть судьбу и обменять «договорную честность» на чудо за новым веселым поворотом…Экстремальная и шокирующая повесть известного писателя, сценариста, продюсера Григория Ряжского написана на документальном материале. Очередное издание приурочено к выходу фильма «Точка» на широкий экран.


Колония нескучного режима

Григорий Ряжский — известный российский писатель, сценарист и продюсер, лауреат высшей кинематографической премии «Ника» и академик…Его новый роман «Колония нескучного режима» — это классическая семейная сага, любимый жанр российских читателей.Полные неожиданных поворотов истории персонажей романа из удивительно разных по происхождению семей сплетаются волею крови и судьбы. Сколько испытаний и мучений, страсти и любви пришлось на долю героев, современников переломного XX века!Простые и сильные отношения родителей и детей, друзей, братьев и сестер, влюбленных и разлученных, гонимых и успешных подкупают искренностью и жизненной правдой.


Дом образцового содержания

Трехпрудный переулок в центре Москвы, дом № 22 – именно здесь разворачивается поразительный по своему размаху и глубине спектакль под названием «Дом образцового содержания».Зэк-академик и спившийся скульптор, вор в законе и кинооператор, архитектор и бандит – непростые жители населяют этот старомосковский дом. Непростые судьбы уготованы им автором и временем. Меняются эпохи, меняются герои, меняется и все происходящее вокруг. Кому-то суждена трагическая кончина, кто-то через страдания и лишения придет к Богу…Семейная сага, древнегреческая трагедия, современный триллер – совместив несовместимое, Григорий Ряжский написал грандиозную картину эволюции мира, эволюции общества, эволюции личности…Роман был номинирован на премию «Букер – Открытая Россия».


Музейный роман

Свою новую книгу, «Музейный роман», по счёту уже пятнадцатую, Григорий Ряжский рассматривает как личный эксперимент, как опыт написания романа в необычном для себя, литературно-криминальном, жанре, определяемым самим автором как «культурный детектив». Здесь есть тайна, есть преступление, сыщик, вернее, сыщица, есть расследование, есть наказание. Но, конечно, это больше чем детектив.Известному московскому искусствоведу, специалисту по русскому авангарду, Льву Арсеньевичу Алабину поступает лестное предложение войти в комиссию по обмену знаменитого собрания рисунков мастеров европейской живописи, вывезенного в 1945 году из поверженной Германии, на коллекцию работ русских авангардистов, похищенную немцами во время войны из провинциальных музеев СССР.


Нет кармана у Бога

Роман-триллер, роман-фельетон, роман на грани буффонады и площадной трагикомедии. Доведенный до отчаяния смертью молодой беременной жены герой-писатель решает усыновить чужого ребенка. Успешная жизнь преуспевающего автора бестселлеров дает трещину: оставшись один, он начинает переоценивать собственную жизнь, испытывать судьбу на прочность. Наркотики, случайные женщины, неприятности с законом… Григорий Ряжский с присущей ему иронией и гротеском рисует картину современного общества, в котором творческие люди все чаще воспринимаются как питомцы зоопарка и выставлены на всеобщее посмешище.


Четыре Любови

Психологическая семейная сага Григория Ряжского «Четыре Любови» — чрезвычайно драматичное по накалу и захватывающее по сюжету повествование.В центре внимания — отношения между главным героем и четырьмя его женщинами, которых по воле судьбы или по воле случая всех звали Любовями: и мать Любовь Львовна, и первая жена Любаша, и вторая жена Люба, и приемная дочь Люба-маленькая…И с каждой из них у главного героя — своя связь, своя история, своя драма любви к Любови…


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.