Портмоне из элефанта - [26]
Он и набирал… К концу лета с Ванькиной помощью годовалый Дохлик вымахал в десятипудового зверя с добродушной мордой на огромной умной голове и пронзительными глазами цвета распустившейся махровой сирени, не той, белой, что росла у них по краю огорода, а настоящей, сиреневой, с темно-бордовым ободком. Перед началом каникул Ванька забежал в школьную библиотеку взять какую-нибудь книгу по растениям, по питательным растениям и полезным травам. Книги такой не оказалось, тогда он тайком смотался в райцентр и записался там. Книжка, которую он привез оттуда, называлась «Атлас растительного мира средней полосы Российской Федерации». После завтрака, когда Силкины разбредались кто куда: отец — на сезонную халтуру, брат Леха — в город, торговать сигаретами на оптовом рынке, левыми, без лицензии, а мать — суетиться по дому, Ванька брал заветную книгу и, крадучись по выработанной за долгие месяцы привычке, пробирался в амбар, к Дохлику — зачитывать вслух избранные места по полезной для живого организма витаминной флоре. Дохлик был слушателем внимательным и благодарным. Обычно он приваливался спиной к самому удобному для него углу, который был по строительному недосмотру немного тупее других трех, там, где сходились самые толстые бревна торцевой и продольной амбарных стен. Затем он вытаскивал вперед задние ноги, обеспечивая себе наикомфортнейшее размещение тыльной части окороков, и терся головой о стену в предвкушении доброго слова.
— А вот ты знаешь, например, как возникло русское название «зверобой»? — спросил как-то Ванька Дохлика после того, как рассказал ему о витаминном наполнении брюквы, пастушьей сумки и мятлицы. Он опустил глаза в атлас и прочел: — «Давно замечено, что от зверобоя могут заболеть домашние животные, причем болеют только животные бело-пятнистые или белые». — Мальчик тревожно посмотрел на Дохлика, исследуя его на цвет, и по результату исследования довольно произнес: — Ты у нас хоть и пятнистый, зато не белый. Это хорошо!.. «Чаще всего страдают лошади и овцы…» — теперь Ванька радостно улыбнулся и снова сообщил кабану приятную новость: — Ты у нас не лошадь и, тем более, не овца. Это тоже отлично, Дохлик.
Дохлик удовлетворенно хрюкнул и интенсивно почесал голову о бревно. Ванька продолжил чтение:
— «…заболевание проявляется в форме острого воспаления белых участков кожи, на этих местах возможен сильный зуд, отеки и язвы…»
Он отложил книгу, открыл дверку в свиной закуток и приблизился к Дохлику. Тот продолжал спокойно вкушать научные познания, привалившись к стене.
— Ну-ка… — Обеими руками Ванька обхватил Дохликову голову и развернул к себе щекой, той самой, что терлась о бревно. Следов язв, как и отека, он не обнаружил.
Ванька вернулся на место, вытер унавоженные ноги о наклонный куриный шест и выдал очередную порцию знаний:
— «Содержащийся в траве зверобоя пигмент гиперицин делает особо чувствительными к солнечному свету непигментированные участки кожи…» Ну, здесь у нас порядок, — он на полном серьезе кивнул в сторону маленького прямоугольного амбарного оконца. — Я имею в виду — с солнечным светом, с этим точно не обгорим…
Дохлик снова согласно хрюкнул и, потеряв равновесие, завалился на бок. Ванька захохотал:
— Ну ты неуклюжий, Дохлик. А помнишь, как мы тебя в одеялке привезли, вот таку-у-усенького. — Он свел большие пальцы рук и до отказа раздвинул указательные…
Внезапно Ванька замер на месте с открытым ртом — на том самом месте, где сложилось это длинное «у-у-у-у». Он вдруг отчетливо осознал, что за все это время ни разу не заикнулся. И «у-у-у-у» это было не заикательным, а его собственным, по желанию. Он закрыл глаза и постарался мысленно воспроизвести весь последний час, что он пробыл здесь, в амбаре, с Дохликом. Нет, точно! Ни разу! Ни разу!! Ни разу вообще!!!
Днем это обнаружила мать и спросила только:
— Ты это специально, что ли, заикать-то перестал, или как? — Ванька обнял свою замороченную мамку, нежно, как не обнимал никогда раньше, и тихо шепнул ей на ухо:
— Специально, мам. Специально для нас с тобой…
Мать удивленно посмотрела на сына и спросила:
— А чего же ты всем голову морочил? Столько лет, а, сынок?
Вечером это узнали остальные Силкины, мужики.
— Ну и чего дурковал так долго? — спросил младшего сына Минька. — Раньше-то не мог, что ли? Тогда не получалось, а теперь, значит, получилось?
— Дурачок — он и есть дурачок, чего с него взять-то, с Иванушки? — беззлобно обронил Леха, совсем не удивившись братову исцелению. — А чего ходил, молчал все, как будто на весь свет надулся? И в школе б не цепляли, и девки б давали уже давно…
Он посмотрел на Миньку, и оба прыснули.
— Ты, сынок, не обижайся. — Минька потрепал младшего по голове. — Это мы так… От радости… Просто у Силкиных до этого отродясь картавых не было в фамилии, вот мы и… шутим…
Ванька на родных обижаться не стал. Потому что у него был друг. И у них была книга, которую они читали, и им было хорошо вдвоем и интересно вместе. И еще потому, что он искренне верил — Дохлик понимает каждое сказанное им, Ванькой, слово, а слово это всегда было ласковым и теплым, и эти ласковые слова Ванька постигал вместе с ним, потому что раньше их почти не слышал, да и не произносил сам.
Три девушки работают на московской «точке». Каждая из них умело «разводит клиента» и одновременно отчаянно цепляется за надежду на «нормальную» жизнь. Используя собственное тело в качестве разменной монеты, они пытаются переиграть судьбу и обменять «договорную честность» на чудо за новым веселым поворотом…Экстремальная и шокирующая повесть известного писателя, сценариста, продюсера Григория Ряжского написана на документальном материале. Очередное издание приурочено к выходу фильма «Точка» на широкий экран.
Григорий Ряжский — известный российский писатель, сценарист и продюсер, лауреат высшей кинематографической премии «Ника» и академик…Его новый роман «Колония нескучного режима» — это классическая семейная сага, любимый жанр российских читателей.Полные неожиданных поворотов истории персонажей романа из удивительно разных по происхождению семей сплетаются волею крови и судьбы. Сколько испытаний и мучений, страсти и любви пришлось на долю героев, современников переломного XX века!Простые и сильные отношения родителей и детей, друзей, братьев и сестер, влюбленных и разлученных, гонимых и успешных подкупают искренностью и жизненной правдой.
Трехпрудный переулок в центре Москвы, дом № 22 – именно здесь разворачивается поразительный по своему размаху и глубине спектакль под названием «Дом образцового содержания».Зэк-академик и спившийся скульптор, вор в законе и кинооператор, архитектор и бандит – непростые жители населяют этот старомосковский дом. Непростые судьбы уготованы им автором и временем. Меняются эпохи, меняются герои, меняется и все происходящее вокруг. Кому-то суждена трагическая кончина, кто-то через страдания и лишения придет к Богу…Семейная сага, древнегреческая трагедия, современный триллер – совместив несовместимое, Григорий Ряжский написал грандиозную картину эволюции мира, эволюции общества, эволюции личности…Роман был номинирован на премию «Букер – Открытая Россия».
Свою новую книгу, «Музейный роман», по счёту уже пятнадцатую, Григорий Ряжский рассматривает как личный эксперимент, как опыт написания романа в необычном для себя, литературно-криминальном, жанре, определяемым самим автором как «культурный детектив». Здесь есть тайна, есть преступление, сыщик, вернее, сыщица, есть расследование, есть наказание. Но, конечно, это больше чем детектив.Известному московскому искусствоведу, специалисту по русскому авангарду, Льву Арсеньевичу Алабину поступает лестное предложение войти в комиссию по обмену знаменитого собрания рисунков мастеров европейской живописи, вывезенного в 1945 году из поверженной Германии, на коллекцию работ русских авангардистов, похищенную немцами во время войны из провинциальных музеев СССР.
Роман-триллер, роман-фельетон, роман на грани буффонады и площадной трагикомедии. Доведенный до отчаяния смертью молодой беременной жены герой-писатель решает усыновить чужого ребенка. Успешная жизнь преуспевающего автора бестселлеров дает трещину: оставшись один, он начинает переоценивать собственную жизнь, испытывать судьбу на прочность. Наркотики, случайные женщины, неприятности с законом… Григорий Ряжский с присущей ему иронией и гротеском рисует картину современного общества, в котором творческие люди все чаще воспринимаются как питомцы зоопарка и выставлены на всеобщее посмешище.
Психологическая семейная сага Григория Ряжского «Четыре Любови» — чрезвычайно драматичное по накалу и захватывающее по сюжету повествование.В центре внимания — отношения между главным героем и четырьмя его женщинами, которых по воле судьбы или по воле случая всех звали Любовями: и мать Любовь Львовна, и первая жена Любаша, и вторая жена Люба, и приемная дочь Люба-маленькая…И с каждой из них у главного героя — своя связь, своя история, своя драма любви к Любови…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.