Портал - [30]

Я резко открываю глаза, потираю веки, чтобы скорее стряхнуть вялость. Вижу в рассеянных сумерках комнаты, как через щель шторы прорывается тонкий луч света. В нем медленно кружатся крошечные пылинки, резной столик сбоку у стены очерчен изящной линией, и в его лакированной поверхности я замечаю, что падает снег.

Резким движением раздвигаю шторы и любуюсь, наконец, первыми настоящими сугробами в Юконе.

– Как спалось? – шутка совсем неуместная, но я хочу слегка разрядить обстановку.

Услышав мой голос, волк оживает и подходит к буфету.

– Хочешь выйти? – я не уверен, что это хорошая идея, но другой у меня все равно нет. – Конечно, стоит! Мы же хотим выжить, а не загнуться здесь. Верно?

Я освобождаю проход от баррикады, отодвинув буфет. Джек проскальзывает в проем. Я ныряю вслед за ним, но он уже исчез из поля зрения.

Я нерешительно провожу пальцами по деревянному наличнику и вижу царапины. Они разной глубины, самая глубокая – около дверного замка, она будто высечена с помощью острого предмета. Тут я бью себя по карману, обнаруживая пропажу браслета.

Где он? Я хочу закричать на себя. Иду обратно в комнату и переворачиваю там все верх дном. Браслета нигде нет…

Я перешагиваю журнальный столик, бесшумно поднимаюсь по ступеням и поворачиваю направо. На паркете царапины, дверь висит на одной верхней петле, нижняя вырвана с корнем. Становится так же жутко, как тогда! Я хочу уйти, повернуть назад, но ноги идут сами. Я просто захожу в комнату.

Обычная с виду спальня: двухметровая кровать с высоким изголовьем, по бокам от нее – два незанавешенных окна. Серые обои изодраны в клочья только на правой стене, под чьим-то старым мужским портретом. На самом видном месте – знакомые отметины. Я и сам стою на следах ночного визитера. Приседаю на корточки и включаю камеру.

Неужели это когти зверя? Может, медведь? Ведь это животное проворно, умно, сообразительно и, главное, обладает неимоверной силой, так что выломать дверь для него не составляет труда. Но у меня есть сомнения: окна закрыты, и это противоречит моей версии.

Не из другого же измерения явился сюда этот «дружелюбный» гость. И не чай же попить он меня приглашал. Если да, то при таком упорстве ему будет трудно отказать.

Нет, я просто схожу с ума, это же очевидно! Все эти сдвиги в голове происходят из-за переезда, который дался мне нелегко. Я совсем по-другому его представлял. Готовился обрадовать Ивелен – все-таки год отношений… Поэтому после тяжелого расставания я сразу отложил покупку жилья. Я был уверен, что она обрадуется предстоящей перемене. Но ее не устраивала такая жизнь, где пришлось бы забыть о ресторанах, о развлечениях, о работе и где ей предстояло стать домашней и верной женой. Я покусился на ее свободу, и поэтому был безжалостно выброшен за борт. Одно я знаю точно: провести в доме и следующую ночь я не хочу.

Я поразмыслил над словами Миры и Адмунта Риза и пришел к выводу, что мне необходимо с ним поговорить. Но перед тем, как поехать в Темный Бор, я поднимаюсь на чердак, хватаю с полки лист бумаги, лежащий рядом с пишущей машинкой, и с глухим стуком закрываю за собой дверь.

– Джек, залезай в машину, мы уезжаем.

Волк недоверчиво косится на заднее сиденье.

– Что! Хочешь ехать впереди?

Естественно, он молчит. Я вижу этот взгляд впервые.

Глава 8

Когда мне было десять, я и мой шестилетний братишка остались сиротами. Наши родители погибли на лайнере, который пошел на морское дно. Эта утрата заставила нас моментально повзрослеть, взглянуть на жизнь другими глазами.

Родной дядя, брат нашего с Доми отца, приютил нас у себя на ферме, научил зарабатывать, а не получать хлеб просто так. Я благодарен ему. Он позволил нам учиться, надеяться и верить в успех. Но ни я, ни Доминик не видели своей жизни на полях и в хлеву, с коровами и курочками.

Полученный в то время опыт был бесценен. Джордан оказался очень понимающим человеком. Он не мешал нашим увлечениям, поощрял нас и верил в то, что мы непременно станем хорошими людьми, обзаведемся семьями, гектаром земли и будем так же, как он, обрабатывать землю для пропитания человечества.

Но я не мог полностью отдаваться этим занятиям, но часто пропадал с камерой, фотографируя всех и вся. Мне нравилось созерцать на снимке застывшее мгновение, которое уже не вернешь: улитку на капустном листе, мощного быка, смотрящего на закат. Я тогда в первый раз заинтересовался, о чем он думает. Неужели о траве? Или он тоже может ощущать свою силу и любоваться прекрасной природой Англии?

Но в доме дядюшки Джордана произошло еще одно событие, которое, возможно, поставило крест на моей карьере фермера.

Однажды дядя вошел в кухню с суровой физиономией и сказал мне металлическим голосом:

– Идем, Майкл, пришло время и тебе поучаствовать в серьезном и очень прибыльном деле!

Я молча последовал за ним. В хлеву нас дожидался бык по кличке Леон.

Я помнил его еще теленком – я кормил его из соски молоком, чистил его стойло, пока Леон пасся с коровами на лугу.

И теперь я стою и молча наблюдаю, как мой дядя берет дубину.

– Появятся деньги, сможешь купить себе самую лучшую камеру, Майки.

В такие моменты ты осознаешь, что животные тоже имеют чувства. Им свойственен страх, их глаза беспомощно спрашивают: за что ты так со мной? Что я тебе сделал? Мы же были друзьями. Мы топтали одну и ту же траву, дышали одним и тем же воздухом. Кто дал тебе право отнимать жизнь? Когда ты успел назвать себя богом и вершителем судеб?